Царь Саул

Гисту приснился сон, будто он в Гибе стоит посреди женской половины царского дома.

Вошла одетая в тёмные ткани жена Саула, царица Ахиноам. Её поддерживали с двух сторон рабыни. Они вытирали слёзы, катившиеся по их щекам крупными каплями. Царица тоже плакала и стонала, время от времени взмахивая рукой, словно призывая кого-то.

Неожиданно возникли, пройдя сквозь стену, Саул, Янахан и младшие царевичи Аминадаб и Малхиша. Младшие выглядели весёлыми, ухмылялись и подмигивали друг другу. А Саул и его старший сын хоть и сверкали медными доспехами, налокотниками и поножами, но были без шлемов, потому что держали в руках свои отрубленные головы. Удивительным казалось, что их головы шевелили губами и мигали глазами, а звук голосов исходил из отверстия между плеч, где должна находиться шея.

   — О, муж мой Саул! — воскликнула Ахиноам, отстраняя рабынь и горестно ломая руки. — Зачем ты согласился на помазание и стал царём? Лучше бы ты пахал на волах поле и собирал урожай. А мне бы, как в молодости, лучше бы доить с дочками коров да прясть по вечерам пряжу... Зачем ты согласился, Саул? Вот теперь ты остался и без венца, и без головы... И нет никого из моих мальчиков... Горе мне! А-ах и ах!

   — Мужчина всегда может быть пахарем, — замогильным голосом отозвалась голова Саула. Он поправил её руками, чтобы ей удобней было говорить. — Но мужчина часто становится воином и ему приходится погибать в сражении. А стать правителем народа дано только избранному богом. Поэтому не сетуй и не рыдай, жена. Будь благодарна, что по воле Ягбе ты будешь известна далёким потомкам, как супруга первого царя Эшраэля. Много царей ещё проживут свою жизнь на земле. И многие утратят её от рук предателей и преступников, хотя и нет ничего ужасней, чем пролить кровь помазанника. Погибнут у многих дети их, и не будет им утешения. Но я и сыновья мои испытали судьбу воинов, сражавшихся за свой народ. И нет для нас лучшей стези и прекраснее её завершения.

Гист не слыхал прежде, чтобы Саул говорил столь гладко и торжественно, как отвечала сейчас рыдающей Ахиноам его отрубленная голова.

   — Не надо мне известности среди потомков! — завопила царица в тёмных, разорванных по краям тканях. — Верни мне моих сыновей! Кто виноват, что нечестивые враги напали в превосходящем числе? Почему не прислали тебе свои ополчения северные колена и племена? Кто в этом виноват? Шомуэл?

   — Нет, Шомуэл возглашал перед людьми волю бога. Мне не в чем его винить и упрекать, — сказала царская голова. — Хотя потом могут найтись лжецы, что будут утверждать: прав Шомуэл и не прав Саул. Но мы оба правы оба жертвы человеческих преступлений. Пусть правит в Эшраэле Добид. Я напрасно его преследовал. Он тоже ни в чём не виноват.

   — Если ты не винишь Шомуэла и Добида, то кто причина моего материнского горя? Кто этот человек? — хищно завизжала Ахиноам и выхватила из-под одежды кинжал. — Кто знает его?

   — Я знаю этого человека!.. — раздался заунывный и хриплый голос. В комнату, хромая, вбежал с искажённым лицом Адриэль, зять царя, муж его старшей дочери. — Вот он, хватайте его! Рвите его на части! — Адриэль указал на Гиста. И сейчас же сквозь стену ворвался евуссей Ард, пронзённый копьём через поясницу и мочевой пузырь, а за ним идумей Доик с раздробленным черепом и тремя стрелами, торчавшими из груди.

   — И мы знаем его! Это Гист, лекарь и казначей, а, по-настоящему, египетский лазутчик, обманщик и отравитель! — завыли они дикими голосами. На глазах у всех из пальцев убитых тысяченачальников стали вырастать страшные когти, а из синегубых ртов высунулись огромные кривые клыки. — Грызите его, раздирайте! Вот он!

В жизни своей Гист не испытывал такого умопомрачающего ужаса, который охватил его тело и душу.

   — Нет! — взмахнув ножом с изогнутым лезвием, перечеркнул решительным голосом вопли призраков широкоплечий человек в плаще и куколе, опущенном на лицо. — Я убью Гиста! — И он откинул куколь с лица.

Гист заверещал, как ягнёнок джейрана, когда его настигает степной хищник-гепард.

3

Он проснулся в липком поту и трясся мелкой дрожью, пока ни разогнал мутные образы ночного видения. Судорожно схватив кувшин и захлёбываясь, он допил вчерашнее пиво. Поскорей натянул свой полосатый халат, нахлобучил на лысоватую голову кидар.

Очнувшись наконец и бормоча заклинательные слова, Гист посмотрел на окно. Воздух за частой решёткой порозовел. Слышались звонкие трели птиц. За порогом комнаты к Гисту подошла рабыня и участливо сказала:

   — Ты вскрикивал во сне, господин... Наверное, тебе стало очень душно ночью... Если ты торопишься и уже уходишь, то возьми с собой еду. У меня есть финики, свежий хлеб и вяленая рыба. Я соберу тебе узелок. Ты ведь не молод. Тебе требуется вовремя поесть.