Царь призраков

– Я еще не встречал человека такого болтливого, как ты, – ответил Гильгамеш. – Когда ты свалишься мертвым, я вырежу твой язык.

– А я бы выковырял глаза, – ответил Кулейн. – У тебя они такие, словно в них так и остались могильные черви.

– Будь ты проклят! – завопил Гильгамеш, и оба его клинка почти достигли лица Кулейна. Воину Тумана потребовались все его силы, чтобы отбить их. Нанести ответный удар возможности не было. Гильгамеш трижды сумел прорвать его защиту – полоснул его по груди, проколол бок и пронзил плечо. Вновь он вывернулся, перекатившись через плечо и поднявшись на ноги.

– Где же теперь твои насмешки, отец? Я что-то не слышу их.

Кулейн выпрямился, устремив взгляд серых глаз в безжизненные зрачки своего противника. Теперь им овладела страшная уверенность, что нанести поражение Гильгамешу и остаться в живых ему не дано. Он попятился, споткнулся, и Гильгамеш прыгнул вперед. Однако Кулейн вдруг упал на землю, перекатился и встал прямо перед Гильгамешем. Меч Владыки Битв погрузился в грудь Кулейна, рассекая легкие, но меч Воина Тумана вошел снизу вверх в живот врага и пронзил сердце. Гильгамеш застонал, и его голова упала на плечо Кулейна.

– Я победил тебя, – прошептал он. – Я всегда знал, что так и будет.

Кулейн попятился, и труп соскользнул на землю, уткнувшись в нее лицом. Кулейн споткнулся: кровь заливала его легкие, душила его. Он упал на колени и уставился на рукоять меча, торчащую из его груди. Изо рта у него хлынула кровь.

На скале над ним закричала Горойен. Она спрыгнула вниз, подбежала к Кулейну и рывком вырвала меч из его груди. Он упал, а она вынула из кармана туники маленький Сипстрасси, поднесла к ране в груди… и замерла, глядя на свои руки – морщинистые, в коричневых пятнах старости.

Но как это могло быть, если пять тысяч человек погибли, чтобы напитать ее Кровь-Камень? И она поняла, что спасти ей жизнь может только вот этот осколочек Сипстрасси, который она держит над Кулейном.

Она взглянула в лицо умирающего.

Он попытался покачать головой, внушая ей, что она должна жить, и погрузился в сон смерти.

Рука Горойен опустилась, энергия перетекла в тело Кулейна, заживляя раны, исцеляя легкие, действуя, действуя, беря верх над его смертностью. Волосы у него потемнели, кожа на лице обрела молодую упругость.

Наконец камешек совсем почернел.

Кулейн очнулся и увидел, что рядом с ним распростерто похожее на скелет тело, увидел желтоватую седину волос. Он закричал от муки в холодное небо, – хотел приподнять ее, но шелестящий шепот его остановил. Красные гноящиеся глаза приоткрылись. Он скорчился над ней и услышал последние слова Горойен, богини Астарты, богини Афины, богини Фрейи.

– Вспоминай обо мне…

Последний тлевший уголек жизни угас, кости рассыпались в белесый прах, ветер подхватил его и развеял по каменистой земле.

* * *

Утер, Прасамаккус и Лейта молча шли вперед, а пятьдесят легионеров двигались шеренгой, держа щиты поднятыми. Черная крепость становилась все больше, все зловещее. В узких окнах не светилось ни единого огонька, а ворота казались чернее ночи.

Прасамаккус шел, наложив стрелу на тетиву, Лейта держалась рядом с Утером. Позади них шагал Магриг с шестью воинами Пинрэ. Его взгляд вперялся в спину Утера – стоило ему посмотреть на крепость, как ноги у него подкашивались, а сердце словно старалось выпрыгнуть из груди. Но куда бы ни пошел Берек, Магриг намеревался идти следом, а когда Царица-Ведьма будет мертва, божок отправится за ней. Магриг твердо знал, что принц ни за что не откажется от власти над пинрэйцами, и не собирался допустить, чтобы его край вместо чародейки терзал чародей.

С каждым шагом их напряжение росло в ожидании, что вот-вот вспыхнет пламя и пожрет их, точно призрачный легион, сотворенный Утером. Но пусть медленно, они приблизились к крепости, и Утер вступил на мост перед надвратными башнями. Он вынул Меч Кунобелина, взглянул вверх на словно пустующий парапет и шагнул вперед.

Внезапно из мрака выскочила звероподобная фигура, и жуткий вой прервал тишину. Гигантский волк ростом более семи футов, рыча, ринулся на принца.

Когтистые лапы сжимали боевой топор. Пропела стрела Прасамаккуса и вонзилась чудовищу в горло, но не задержала его. Утер бросился вперед, ловко отпрыгнул влево от опускающегося топора, Меч Кунобелина взвился вверх и отсек огромную руку у плеча. Чудовище завизжало, а меч врубился в его шею со всей силой, какую Утер сумел вложить в обе свои руки, сжимавшие рукоять. На глазах у них гигантское тело съежилось, и Магриг, протолкавшись вперед, уставился на мертвое, но теперь совсем человеческое лицо.

– Секаргус, – сказал он. – Я служил с ним десять лет назад. Хороший был человек.

Тут до толпившихся в напряжении воинов донесся нежданный звук, и они с удивлением переглянулись.

Ветер донес до них крик младенца, эхом отозвавшийся под сводами ворот.

– Возьми двадцать человек, – приказал Утер центуриону Дегасу. – Установи, откуда доносится плач. Остальные разделитесь на десятки и обыщите крепость.