Царь муравьев

Наверное, я бы не так боялся, если бы мне не прожужжали все уши про дикого, безбашенного и непобедимого Трупака. Я мысленно представлял его: нечто двухметровое в черных кожаных штанах, бугрящееся мускулами, в правой руке окровавленный зазубренный тесак, в левой руке обрез с дымящимся стволом, на черепе вздыбленный панковский гребень, на морде оскаленная пластиковая маска, басистый рык голодного лева. В общем, странно работало мое воображение. Откуда у наркомана мускулы? И рык откуда у него, скажите? Он такой же торчок, как и все, только более умный и активный. Не надо нас пугать, мы и сами злые. Нам поперек дороги не вставай, затопчем!

Пока я успокаивал себя, «Тойота» подрулила к окраине, напоминающей больше деревню, чем город. Вы сами видели нечто подобное: почерневшие деревянные домишки, скособоченные заборы, лебеда-крапива в огородах, многогорбая дорога из высохшей глины. Деревня дураков, пакостное место. Некоторые местности обладают нехорошей аурой, идущей, как утверждают геологи, из глубинных тектонических разломов, и даже если на место это придвинется цивилизация, наползет мегаполис, и будет построен на сем месте гостиничный комплекс о пятидесяти этажах, или, к примеру, торговый центр со стеклянными лифтами, не будет им ни счастья, не удачи. Неспроста эта деревня называлась Гнилухой со времен монгольского нашествия.

– Сейчас мы – торчки, – объяснил Родион. – Машину кидаем здесь, бредем по Гнилухе понуро и неприкаянно, в поисках дозы. Тут таких страдающих личностей – хоть отбавляй. Внимание, конечно, на нас обратят, но если не будем выпендриваться, внимание не слишком пристальное. Григорий ведет нас к дому. Если я почувствую, что мы напали на след, скажу об этом. Тебе, парень, – повернулся он к Ледяному, – в этом случае лучше всего отчаливать собственным ходом, и потихоньку, не вздумай побежать. А мы, как говорится, будем действовать по обстоятельствам.

Пошли понуро, как положено. Ледяной вел нас по деревне, вел долго, и окружающая обстановка менялась на глазах. Появились вдруг основательные дома из красного и белого кирпича, окруженные высокими заборами. «Цыгане, – пробормотал Джеф, – разжирели на народном горе». Потом крепкие дома кончились, по сторонам снова возникли развалюхи. И тут мы остановились.

– Здесь, – сказал Ледяной, показав взглядом на деревянный дом метрах в ста от нас, чуть приличнее и выше остальных. – Ближе не пойду, а то засвечусь по полной. Все, мне можно уходить, да?

– Погоди, сейчас проверим. Док и Джеф, идёте с Женей туда и разговариваете с местными обитателями. Женя нюхает, Джеф ведет базар, док на прикрытии, язык не распускает. Мы ждем здесь. Возвращаетесь, докладываете обстановку. Все понятно?

– Все.

– Пахнет, – негромко сказала Женя, когда мы подошли к калитке. – Варят «черняшку» и еще что-то эфедриновое. Это наркоманская хата.

– А денисов свитер не чуешь? – спросил я.

– Нет.

– Может, не то место?

– Откуда я знаю?

– Ну-ка, заткнулись оба! – цыкнул на нас Мулькин.

С той стороны калитки угрюмо паслась здоровенная лохматая псина размером с собаку Баскервилей. Почему-то она не гавкала, косилась на нас молча – видимо, боялась отпугнуть лаем добычу. Ждала, когда мы пересечем охраняемую границу, чтобы сбить с ног, резко лишить жизни и приступить к поеданию.

– Не дергайтесь, – сказал Мулькин, – здесь волкодавы в каждом дворе. Сейчас позовем хозяев, побазарим.

Ограда дома была прочной. На калитке, сваренной из грубой железной арматуры, имелся электрический звонок. Мулькин позвонил. Минут через пять из-за задней стороны избы появился человек, не спеша поковылял к нам. Остановился метрах в двух, потрепал животное по холке, обратил на нас мутный недовольный взгляд.

– Ну, чего?

– Солому надо, – сказал Мулькин.

– Какую, на хрен, солому? Валите отсюдова на хрен, собаку спущу.

– Пять стаканов, – сказал Мулькин, извлекая из-за пазухи пригоршню невероятно мятых денег. – У вас чего, «Заргун»?

– А чего надо? Герасима, что ли, хочешь?

– У вас «Заргун»? – настойчиво переспросил Мулькин. – На герыча – откуда бабки?

– Ну да.

– Давай, нормально. Почем?

– Как обычно.

– Он пойдет и возьмет, – Мулькин ткнул пальцем в Женю. – У вас нормально все, без закидонов?

– Все нормально. Только никуда он не пойдет, щас сам принесу.

– А я сказал, он пойдет! – Мулькин визгливо повысил голос. – Пойдет, и принесет, и посмотрит, что вы там толкаете! Толкают всякое фуфло, вторяки[29] всякие, затрахали уже! А если нет, то пойдем дальше, без вас обойдемся.

– Ладно, пусть он сходит, – неожиданно легко согласился человек – видимо, субтильный «он», то есть Женя, не вызывал ощущения опасности. – А насчет фуфла ты гонишь, не толкаем мы фуфло, все у нас чисто. Бабки сюда, – он протянул руку, Джеф положил деньги на его ладонь.

Женя открыла калитку и пошла по дорожке. Овчарка дернулась вперед, глухо взревела, торчок проявил неожиданную прыть, успел схватить ее за ошейник и удержал, едва не свалившись с ног. Подтащил к конуре, прищелкнул поводок на карабин и потрусил за Женей.