Царь Каменных Врат

Ананаис взял его за руку и вывел из конюшни на свежий ночной воздух.

— Пойми, парень, ничто не поможет нам удержать первую линию обороны. У нас людей не хватит. Слишком много здесь перевалов и троп. Если мы будем упорствовать, нас возьмут в кольцо. Это хорошее оружие, и мы используем его — но позднее.

Гнев Лейка угас, сменившись тупой, усталой покорностью. Все эти дни он не давал себе отдыха, изыскивая способ повернуть течение вспять — но он был не дурак и понимал втайне, что это невозможно.

— Города нам не отстоять, — сказал он.

— Город можно построить заново.

— Но многие жители откажутся уходить — я не удивлюсь, если их будет большинство.

— Тогда они умрут, Лейк.

Молодой человек снял кожаный фартук и сел на перевернутую бочку. Передник он скомкал и швырнул себе под ноги. Ананаис понимал, что так же Лейк поступил и со своими мечтами.

— Черт возьми, Лейк, хотел бы я сказать тебе что-нибудь ободряющее. Я знаю, что ты чувствуешь... я сам чувствую то же самое. Когда все преимущества на стороне у врага, человеку начинает казаться, что в мире нет справедливости. Помнится, мой старый учитель говорил мне, что за каждой тучей солнце только и ждет, чтобы изжарить тебя до смерти.

— У меня тоже был учитель, — хмыкнул Лейк. — Чудной такой старикан, он жил в хижине у западного холма. Однажды он сказал, что есть три рода людей: победители, побежденные и борцы. Победители вызывают у него тошноту своей надменностью, побежденные — своим нытьем, а борцы — своей глупостью.

— К какой же категории он причислял себя?

— Он говорил, что испробовал все три, и ни одна ему не подошла.

— Что ж, он по крайней мере пытался. Большего от человека и требовать нельзя, Лейк. Попытаемся и мы. Мы будем бить их и изматывать. Мы навяжем им затяжную войну, действуя кулаками, лбами, сталью и огнем. И если удача будет на нашей стороне, мы сметем их с помощью надиров Тенаки.

— Похоже, удача нам не слишком благоприятствует.

— Мы сами творим свою удачу. Я не верю в богов, Лейк и никогда не верил. Если они и существуют, судьбы простых смертных заботят их очень мало. Я верю в самого себя — и знаешь почему? Я ни разу не терпел поражения! Меня кололи копьем и кинжалом, травили ядом. Меня волокла за собой дикая лошадь, меня бодал бык и ломал медведь. Но я ни разу не терпел поражения. Полулюд сорвал с меня лицо, но я остался жив — и побеждать вошло у меня в привычку.

— За тобой трудно угнаться, Черная Маска. Я раз победил в беге и был третьим в вольной борьбе на Играх. Ага... еще меня в детстве ужалила пчела, и я плакал несколько дней подряд.

— Из тебя, Лейк, выйдет толк! Красиво врать я тебя уже научил — теперь пойдем обратно и займемся машиной, которую ты изобрел.

Три дня от рассвета до заката Райван и ее многочисленные помощники обходили город, уговаривая людей покинуть свои дома и подняться в горы. Неблагодарное это было занятие. Многие отказывались наотрез, да еще и смеялись над пугавшей их Райван. «С чего это Цеска будет брать город, — спрашивали они. — У него даже и стен нет, потому что поживиться тут нечем». Перед носом у посланников захлопывались двери. Райван терпела оскорбления и унижения, но продолжала свой обход.

Утром четвертого дня беженцы собрались на лугу к востоку от города с нагруженными повозками, в которые были запряжены мулы, мелкие лошадки и даже волы. Менее преуспевающие горожане тащили мешки на себе. Собравшихся было менее двух тысяч — вдвое больше горожан решило остаться.

Галанд и Лейк возглавили долгий и трудный подъем в горы, где в укромных долинах триста человек уже строили простые жилища.

Самострелы Лейка, укутанные в промасленную кожу, везли на шести повозках в голове колонны.

Райван, Декадо и Ананаис проводили караван взглядами.

Райван покачала головой, выбранилась и молча направилась обратно в зал совета. Мужчины последовали за ней.

Войдя в дом, она дала волю своему гневу.

— Что у этих людей в голове, во имя Хаоса? — бушевала она. — Неужто они еще не усвоили, на что способен Цеска? С некоторыми из них я дружила много лет. Это солидные, разумные, рассудительные люди. Им что, хочется умереть?