Царь Каменных Врат

Потом заболела Иллэ. Он был тогда на севере и хлопотал об охране перевозящих специи караванов, но, получив известие о ее болезни, заторопился домой. Лекари сказали, что у нее лихорадка, что это скоро пройдет и беспокоиться не о чем. Но ей становилось все хуже и хуже — тогда лекари определили легочную горячку. Иллэ вся истаяла, она лежала на их широком ложе, прерывисто дыша, и в прекрасных прежде глазах горел огонь смерти. Тенака проводил с ней все дни напролет — он говорил с ней, молился за нее, просил ее не умирать.

Ей как будто полегчало, и он возрадовался. Она стала говорить о празднике, который хотела устроить, и задумалась над тем, кого пригласить.

— Ну-ну, продолжай, — попросил он и увидел, что она уже отошла. Вот так, в один миг. Десять лет совместных воспоминаний, надежд и радостей ушли, как вода в песок пустыни.

Он поднял ее на руки, завернул в теплую белую шаль и вынес в розовый сад.

— Я люблю тебя, — повторял он, целуя ее волосы и баюкая ее, как ребенка. Слуги молча стояли вокруг — лишь через пару часов Тенаку разлучили с женой и отвели, плачущего, в его покои. Там лежал запечатанный свиток с отчетом о текущих делах и письмо от Эстаса, его управителя, где содержались советы о помещении средств и упоминались новости, могущие повлиять на деловую жизнь.

Тенака пробежал глазами перечень вагрийских нововведений, лентрийских возможностей и дренайских сумасбродств, пока не дошел до заключительных строк:

Цеска расправился с мятежниками на юге Сентранской равнины. Он похваляется тем, как хорошо удалась его очередная хитрость. Подложным письмом он заманил старых воинов на родину— видимо, он боялся «Дракона» с тех самых пор, как распустил его пятнадцать лет назад. Теперь ему больше нечего бояться— бойцы «Дракона» истреблены все до единого. Мощь полулюдов внушает ужас. В каком страшном мире мы живем!

— Живем? — сказал Тенака. — Мы-то, может, и живем — а они мертвы.

Он подошел к западной стене, где стояло овальное зеркало, и посмотрел на развалины самого себя.

Отражение тоже смотрело на него — раскосые лиловые глаза обвиняли, рот сжался горестно и гневно.

— Отправляйся домой, — сказало оно, — и убей Цеску.

1

Казармы стояли, занесенные снегом, и выбитые окна зияли, как старые, незажившие раны. Плац, некогда утоптанный десятью тысячами ног, теперь утратил свою гладкость — из-под снега на нем пробивалась трава.

С самим Драконом тоже обошлись круто: отбили каменные крылья, выломали клыки, морду вымазали красной краской. Тенаке, стоящему перед ним в молчаливом почтении, казалось, будто Дракон плачет кровавыми слезами.

При взгляде на плац перед Тенакой замелькали яркие картины. Вот Ананаис гоняет своих солдат, выкрикивая противоречивые команды, от которых люди натыкаются друг на друга и падают.

«Жалкие крысы! — ревет белокурый гигант. — И вы еще называете себя солдатами?»

Но призрачная белизна действительности поглотила краски прошлого, и Тенака вздрогнул. Он подошел к колодцу, где валялось старое ведро, все еще привязанное к полусгнившей веревке. Он бросил ведро в колодец, проломив лед, вытянул наверх и отнес к изваянию.

Краска поддавалась с трудом, и Тенака старался битый час, дочиста отскабливая камень своим кинжалом.

Наконец он соскочил на землю и полюбовался делом своих рук.

Даже Дракон без краски казался жалким, утратившим былую гордость. Тенака снова вспомнил Ананаиса.

— Может, оно и к лучшему, что ты умер и не дожил до этого, — сказал он.

Зарядил дождь — его ледяные иглы кололи лицо. Вскинув котомку на плечо, Тенака побежал к заброшенным казармам. Дверь стояла открытая, и он вошел в бывшие офицерские помещения. Крыса шмыгнула из-под ног, но Тенака, даже не взглянув на нее, двинулся дальше по коридору. Он закинул котомку в свою старую комнату и хмыкнул, увидев, что в очаге лежат дрова.

В последний день перед уходом кто-то пришел сюда и сложил поленья в очаге.

Декадо, его адъютант?

Нет. Он не был способен на столь возвышенный жест. Декадо был злобным убийцей, которого держали в рамках только железная дисциплина «Дракона» и его собственная неколебимая преданность полку.

Кто же тогда?

Вскоре Тенака бросил перебирать в памяти лица. Все равно он никогда этого не узнает.

За пятнадцать лет дерево, надо думать, высохло так, что будет гореть без дыма. Тенака добавил растопки, и огонь занялся быстро.

Повинуясь внезапному порыву, он подошел к стенной панели, за которой был тайник. Дверца, когда-то тихо открывавшаяся при нажатии на нужное место, теперь заскрипела на ржавой пружине. За ней, на месте давным— Давно вынутого камня, имелась ниша. На задней стенке было написано по-надирски: