Царь из будущего. Жизнь за «попаданца»

Я приобнимаю старика, затем пожимаю руки офицерам. Нет, конечно, вряд ли они воспылали ко мне отцовской или дедовской любовью, просто сейчас у них возник реальный, можно сказать верный, шанс высоко взлететь. Конечно, можно и очень низко упасть, но кто слишком много думает о плохом – не увидит хорошего…

Рассказывает Владимир Политов (Виталий Целебровский) [5]

В семь сорок он приедет,
В семь сорок он подъедет,
Наш старый, наш славный,
наш айцын паровоз.

Он ведет с собой вагоны,
Он ведет с собой вагоны,
Напиханы людями,
Словно сеном воз! Эх!
Жид выйдет из вагона
И двинет вдоль перрона,
На голове его роскошный котелок…
В его глазах больших, зеленых,
В его глазах больших, зеленых,
Горит Варшавский огонек!

Наивная, какая-то совсем детская песенка… Но отчего душу вдруг так сладко щемит и на глаза сами собой наворачиваются непрошеные слезы? Может, потому, что в ней есть все – искрометный еврейский юмор, тонкая самоирония, веселый смех… и в ней чувствуется сама Жизнь?

Вот ведь я, старый сентиментальный дурак, совсем рассупонился… Впрочем, что значит – старый? Я с немалой силой, так, что ногти впились в кожу, сжал свой левый кулак, крепкий, увесистый, покрытый рыжеватым волосом, поднес его поближе к своим молодым, зорким глазам… О! Це гарно! Внушаить!

И тут же перед моим внутренним взором встал другой кулак – нет, не кулак, а так – кулачишко, покрытый дряблой морщинистой кожей с отвратительными пятнами старческой пигментации… и это ведь тоже был мой кулак, и совсем недавно! Знаете, ведь прошло уже почти полгода, как я… э-э-э… изменился. А все никак не могу к себе, новенькому, привыкнуть!

По ощущениям это все равно что с десятилетней «девятки» пересесть вдруг сразу на «Ламборджини-Дьябло». Так и хочется утопить педаль газа до самого пола! И с ревом мотора – рвануть! Чтоб только пыль столбом.

Эх, все-таки есть что-то привлекательное в этой, как ее, матрикации? Единственное неудобство заключается в том, что для того, чтобы получить это новое, здоровое, молодое тело, мне пришлось… гм-гм. М-да… Но нет худа без добра, правда? Что-то находишь, что-то теряешь…

Ну-ка, проведем инвентаризацию! Металлический привкус во рту? Отсутствует. Боли внизу живота, отдающие в промежность? И думать забыл. И крови в моче – как будто и не было никогда… да и сама моча – не выдавливается из немощного тела, с немалой болью, жалкими стариковскими каплями, а журчит могучей струей! Хоть кирпичи ею ломай… Печенка? Аллес гут! Селезенка? Всегда пожалуйста! Потенция? Три месяца назад попробовал всего разок, за занятостью делами на большее времени не хватало, но тем разом остался вполне доволен…

В этот момент, будто материализованная ночная поллюция семиклассника, передо мной нарисовалась премиленькая барышня, с великолепным фиолетовым бланшем под левым, круглым и пустым, как у коровы, глазом, причем глазом небесно-чистой голубизны, и с удивительно большими титьками, выглядывающими из глубо-о-окого декольте.

– Му-у-у… – низким, прокуренным голоском прочувственно выдавила из глубин своей могучей… э-э-э… груди белокурая прелестница.

– Чего тебе, добрая фея? – вежливо поинтересовался я.

– И-ик! – выдала «фея», склоняясь ко мне так, что ее… э-э-э… грудь стала видна до самых сосков.

– Конструктивно! – похвалил я. – Продолжаем разговор?

– И-ик! Прдлж! – ну, хоть что-то осмысленное…

– Так что же тебе, бедняжка, требуется для полного счастья? – ласково спросил я.

– Р-р-рупь! Пщепрщм! – решительно заявила белокурая красотка.

– И что? – удивился я.

– И-и-и-и… все! – ответила «фея».

– Не понял? – решил уточнить я.

– Ну какой вы, влмжн пан, глу-у-у-уп… ик… и-ик… – простонала прелестница. – Ик! Все! Пнмш? За рупь. Как хошь, чем хошь и скока захошь. А у тебя есть р-р-рупь?

– Есть! – не стал отпираться я.

– Пкажь! – потребовала красотка.

– Ну вот, изволь, посмотри, у меня даже и три рубля есть! – продемонстрировал я купюру, впрочем, не поднимая ее слишком высоко.

– О! – восхитилась «фея». – А чем меня, у тебя есть? Пкажь!

– Ну… это как-то… даже… – растерялся я.

– Впрчм, эт-то не ва-а-ажно… глвн де-ело, што я тибя лю-ю-юблюю! Коханый! И-ик!

Произнеся это откровенное признание, милая во всех отношениях «фея» стремительно нагнулась ко мне – и не успел я от нее в испуге отстраниться, как она впечатала мне своими коровьими губищами слюнявый поцелуй. После чего мгновенно выпала в твердо-растворимый осадок, рухнув мне прямо на колени. И буквально через несколько секунд уже мирно себе похрапывала в моих объятиях и, скорее всего, видела тревожные сны – потому как периодически махала своими пухлыми, с ямочками на локотках, ручками, будто отбиваясь от кого-то, и при этом тревожно бубукала… Дитя природы! Хучь дурное, но дитя…