Царь из будущего. Жизнь за «попаданца»

– Докладываю, что отсюда и до самой Малой Вишеры нашей службой движения организована великолепная пробка! – сказал первый путеец.

– С какой целью? – удивился я.

– С целью недопущения подвоза подкреплений и припасов к войскам «Англичанина»!

– Так что, проехать никак невозможно?

– Ну, разве что «англичане» начнут сбрасывать составы под откос, чем они вроде уже и занимаются… Ничто! Мы им еще из тупиков вагончиков подгоним!

– Так что же, выходит, и мне никак не проехать до Москвы?

– Да отчего же вам не проехать? Для своих у нас всегда нужная возможность отыщется!

– Как же проехать, если все главные пути забиты? – опешил я.

– Вы, сударь, Лескова читали? – усмехнулся путеец. – Там, в «Леди Макбет Мценского уезда» озорной приказчик так молодой купчихе говаривал: мол, душа моя! И что за люди тебе раньше встречались, что только через дверь им в твою горницу и дорога?

– Пойдемте, сударь, мы вас проводим! – вежливо взял меня под локоток второй путеец.

…Пролезая под вагонами составов, действительно, без конца и края, насколько хватало глаз, забивших внеклассную, магистральную станцию Бологое, мы с моим провожатым наконец выбрались к невысокой узенькой платформе, сиротливо жавшейся пообочь главного хода. Путь перед этой платформой, на удивление, был свободен – и поэтому некоторая его неправильность сразу бросилась мне в глаза… На пути было три рельса!

– Что это такое? – указал я пальцем на это излишество. – Зачем он?

– А мы уже и не в Бологом, то есть не в самом Бологом, а на станции примыкания Бологое! А это, знаете, станция, расположенная на магистральной линии общей сети, к которой примыкает один или несколько подъездных путей от разных частных промышленных предприятий… Вот сюда, например, подходят усы узкоколейной железной дороги, потому и сделан профиль пути так, что по ней могут ходить одновременно как узкоколейные, так и нормальные поезда! – с законной гордостью объяснил железнодорожник.

– Хитро! – одобрил я. – А куда идет эта узкоколейка?

– Да никуда она не ведет! – усмехнулся путеец. – Теряется среди тверских густых лесов и хладных блат… так, во всяком случае, комендант-«англичанин» думает!

Невдалеке раздался хриплый гудок, и к платформе подъехал удивительный паровозик…

Представьте себе, что два паровоза аккуратно разрезали пополам, по будку машиниста, а потом соединили их на манер карточных валетов – так, что оказались на получившемся шедевре две зеркально расположенных расширяющихся кверху трубы, два паровых котла, заваленные поверху уложенными в проволочную клетку аккуратно напиленными березовыми чурочками, два водяных танка над тремя огромными красными колесами с каждой стороны паровозика и два ярко-алых паровозных дышла…

– Ух ты! Вот это диво! – оторопел я.

– Да ничего особенного, машина системы русского инженера Ганса Ферли, постройки Коломенского завода…

– А зачем? Чтобы не разворачиваться, да?

– Конечно! На узкоколейке поворотный круг или станционный «треугольник» не враз и сделаешь. Ну и заодно у машины получается двойная тяга. Потому как паровая машина может ходить с одинаковой скоростью что вперед, что назад – реверс переключай, и только…

К удивительному паровозику была прицеплена парочка совсем уже игрушечных вагончиков.

– Что, это для меня одного? Целых два? А седалище-то у меня все же одно!

– Так, сударь, один вагон, прицепленный сразу за паровозом, будет излишне мотать на кривых! – не принял шутку путеец.

Внутри вагончик оказался еще более уютным, почти что кукольным. Севши на вкусно пахнущую свежим деревом скамейку у высокого и узкого окошка, я наблюдал, как за опущенным стеклом (для чего мне пришлось потянуть за кожаный ремешок) неторопливо, со скоростью пятнадцать верст в час, проплывают дома и домики железнодорожного поселка, за которыми мелькнула на миг гладь широкого озера… а потом вдруг сразу начался глухой лес. Темные ели склоняли свои лапы прямо к оконцу так, что их хвоя царапала стекло, а в вагончик проникал густой, смолистый дух.

Иной раз наш маленький поезд шел по высокой песчаной насыпи над необъятными печальными болотами с кривыми осинками на рыжеющих осокой кочках, а потом вновь нырял в зеленый лесной сумрак.

Ельники сменялись звенящими сосновыми борами, потом красные стволы корабельных сосен вдруг вытесняли радостно белеющие березовые рощи.

Иной раз паровоз вдруг тормозил на широкой поляне, и машинист с помощником, весело матерясь, забрасывали сверху на котел дрова из сохнущих возле самых путей поленниц, сложенных в виде высокого, крытого берестой стога.

А один раз поезд остановился на деревянном мостике через узенькую лесную речку, и машинист, спустив в ее медленные, черные от торфа воды брезентовый шланг, заполнил доверху водяные танки.