Царь Ирод

Если верить Флавию, в ту ночь, оставшись никем не замеченными, дворец покинули около девяти тысяч человек. Но даже если считать эту цифру завышенной, столь массовый побег все равно не может не вызвать восхищения продуманностью плана и четкостью исполнения.

Безусловно, покидая дворец в наброшенной на доспехи женской одежде, воины Ирода пользовались темнотой, а также тем, что город был полон паломников и затеряться в толпе было несложно. Но ведь надо было еще собрать эту массу людей в условленном месте, снабдить ее лошадьми, фуражом, водой, продовольствием. И в том, что все это удалось, несомненно, еще раз проявился организаторский гений Ирода.

Среди прочих, кто бежал из царского дворца, были мать Ирода Кипрос, его сестра Саломея (Шломит), самый младший из братьев, а также невеста Мариамна и будущая теща Александра. Таким образом, Ирод лишил Матитьягу Антигона возможности выполнить свое обещание о передаче парфянам в рабыни дочери и внучки Гиркана.

Законной жены Ирода Дорис в этом списке женщин, как видим, не значится, из чего историки делают вывод, что Ирод расстался с ней еще до вторжения парфян.

Покинув Иерусалим, Ирод с домочадцами и воинами стал двигаться в сторону малой родины — Идумеи, жители которой, вне сомнения, видели в нем соплеменника и готовы были оказать всяческую поддержку. К тому же семейство Ирода все эти годы, по существу, продолжало править этой областью и обладало в ней немалыми богатствами. Иосиф Флавий сообщает, что по пути к Ироду присоединялись сотни и тысячи людей. Однако Я. Л. Черток в своих замечательных примечаниях к «Иудейской войне» спешит подчеркнуть, что эти сторонники Ирода были в массе своей идумеями или самаритянами — большинство еврейского населения поддерживало Матитьягу Антигона.

Обнаружив утром, что дворец пуст, Матитьягу Антигон поспешил занять царские апартаменты. Провозгласив себя царем Антигоном II, он открыл ворота города парфянской армии и направил погоню по следам Ирода. Одновременно он велел официально арестовать Гиркана и Фазаила и доставить их в кандалах в Иерусалим.

Ирод, вне сомнения, понимал, что Антигон отправится за ним по пятам, а потому с наиболее опытными воинами находился в арьегарде, прикрывая ехавших впереди женщин. Эта мера предосторожности вскоре пригодилась: примерно в 12 километрах от Иерусалима посланный Антигоном отряд нагнал Ирода. Между беглецами и их преследователями начался бой, в ходе которого Ирод сумел обратить противника в бегство и даже некоторое время его преследовал.

Читая исторические хроники, невольно можно подумать, что речь шла о грандиозной битве, в которой Ирод проявил себя великим полководцем. Однако на самом деле это была лишь небольшая стычка, в которой с обеих сторон участвовало не более трехсот всадников. Тем не менее во время этого боя Ирод, видимо, явно почувствовал смертельную опасность и считал, что только чудом остался в живых.

Иначе просто не объяснить, почему впоследствии в память об этом сражении он возвел на его месте Иродион — один из самых прекрасных своих загородных дворцов, а потом и сделал его местом своего последнего упокоения.

Вслед за этим в пути произошла еще одна неприятность: повозка, в которой ехала Кипрос, перевернулась, в результате чего мать Ирода получила серьезную травму, и Ироду сообщили, что она при смерти.

Услышав об этом, Ирод якобы выхватил меч и попытался заколоть себя, но тут подоспели несколько воинов и удержали его руку от рокового удара. Вскоре выяснилось, что жизни Кипрос ничего не угрожает, и Ирод упокоился.

Правдивость этой истории вызывает сомнение, и многие считают, что Ирод просто мастерски разыграл перед своим ближайшим окружением роль любящего сына. Другие не исключают, что Ирод и в самом деле был привязан к матери. Родители, как уже говорилось выше, были единственными людьми, которых он по-настоящему любил и жизнь которых хоть что-то для него значила. Эта любовь к родителям и близким родственникам, как некий последний островок человечности в их душе, кстати, тоже характерная черта диктаторов.

«Валентинов пишет, что Ленин, говоря о матери, своих близких, становился сентиментален. По его свидетельству, вечерами он любил подолгу рассматривать альбом с фотографиями своих родных»[30], — читаем мы у Волкогонова.

Но дело, видимо, заключалось не только в любви к матери. Ирод в те летние дни 40 года до н. э. был и в самом деле на грани нервного срыва, а возможно, и в глубокой депрессии. Он, до того считавший себя баловнем судьбы, стоявший в шаге от заветного царского трона, вдруг в одночасье оказался в роли гонимого и преследуемого беглеца, которого травят так же, как он сам не раз травил дичь на охоте или еврейских мятежников в горах Галилеи. Жизнь нанесла ему в последние месяцы слишком серьезные удары, и известие о трагическом происшествии с Кипрос было воспринято как еще один знак того, что Бог окончательно отвернулся от него.