Царь Иоанн Грозный

Снег падал частыми хлопьями, но метель не разгоняла народа, всегда любопытного, всегда усердного к государям. Скоро показались вдалеке широкие сани, обитые пушистыми собольими мехами; в них сидела царица с боярынями; народ раздвинулся и с благоговением приветствовал её радостным криком и желанием благоденствия. Царица кланялась приветливо; сопровождавшие её бояре наделяли бедных страдальцев щедрою милостынею, и вокруг шумел говор народа: «Вот наша матушка, наша царица благочестивая!»

Приятность вида кроткой Анны возбуждала общее удивление, но что-то горестное таилось в самой улыбке её; игуменья и за нею сёстры, шествуя по две в ряд, встретили её пред самой оградой; здесь лик Богоматери, поднесённый инокинями, казалось, призывал царицу под кров свой. Смиренно преклонилась Анна пред чудотворной иконой, и весь народ с умилением последовал примеру царицы — все пали на колена: старцы и дети, бояре и служители их.

Игуменья приветствовала государыню с благополучным прибытием, и Анна вступила за нею в соборную церковь, где мольбы её соединились с молитвами отшельниц и о благе царя и России.

Тихое священное пение раздавалось под сводами храма и проникало душу царицы утешением и спокойствием. Отсюда спешила она посетить кельи сестёр: с каждою из них беседовала и, шествуя по переходу, спросила игуменью о числе живущих в обители.

   — Тридцать сестёр, государыня, — отвечала игуменья, — и только одна из них, страждущая болезнию, сестра Глафира, не удостоилась представиться твоему царскому величеству.

   — Я хочу сама её навестить, — сказала Анна и спешила войти в келью больной.

Она увидела её на одре; страждущая, сложив руки, преклонила голову пред крестом, следы слёз видны были на ресницах её; тихая молитва вылетала из уст.

Но какое было изумление царицы, когда, подойдя к сестре Глафире, она узнала в ней свою благодетельницу, княгиню Гликерию Курбскую.

Прежде, нежели княгиня могла припомнить черты её, Анна бросилась к ней, схватила её руку и, прижав к сердцу, вскричала:

   — Воспитательница моя, где нахожу я тебя?

Княгиня с изумлением слушала её и не понимала этой благодарности, но, узнав, что пред нею сама царица, хотела упасть к ногам её. Анна не допустила этого и заключила её в объятия.

   — Неисповедимы судьбы Господни! — воскликнула княгиня, всплеснув руками. — Царица приходит ко мне, и я в ней вижу свою питомицу! Бог возвеличил твоё смирение и утешил меня твоим присутствием.

   — Велика ко мне милость Его! — воскликнула Анна. — Когда я ещё увижу тебя. Здесь отрадно душе моей; здесь в благоговейных молитвах прославляется имя Господне!

Наступил час трапезы, и царица, отпустив игуменью и сестёр, пожелала остаться в келье Глафиры.

   — Я хочу, — сказала она, — разделить трапезу с той, которая некогда питала меня; желала бы, благочестивые сёстры, поселиться у вас в сей мирной обители; надеюсь, что Бог совершит чистое желание сердца!

Царица осталась наедине с Глафирою и, предавшись чувствам своим, с любовию взяла её руку.

   — Мы здесь одни, — сказала она ей, — забудь, что ты видишь царицу; твоя Анна пришла к тебе; благодарю за твои попечения, за твою любовь ко мне; дозволь мне называть тебя по-прежнему матерью. Матушка, я здесь счастливее, нежели в царских чертогах.

Глафира слушала её с удивлением; давно уже лицо княгини Курбской не оживлялось столь сильными чувствами; слёзы умиления катились по щекам её. Хотя ей известно было о необыкновенной судьбе её питомицы, перешедшей из боярского дома на трон, но она не ожидала встретиться с нею в Тихвинской обители и с такими чувствами смирения видеть супругу Иоаннову. Она страшилась за неё и не удивлялась желанию Анны, предпочитавшей тишину монастырского уединения великолепию Кремля.

   — Какая перемена, — сказала она государыне. — Я жена изгнанника, ты супруга царя! Но верь мне, я не ропщу на виновника моих бедствий и молюсь за него.

   — Ты молишься! — сказала Анна. — О, душа ангельская! Да услышит Бог твои моления. Но нет, мольбы твои обличат его пред Богом. Увы, как изменилась ты! Такой ли я тебя видела?

   — Чувствую, что близок предел страданий моих, — продолжала княгиня. — Не жалей о сём, добрая государыня; я жена осиротелая, мать злосчастная; сын мой погиб, супруг мой погубил себя; но я с терпением несу крест; Спаситель нёс его; есть лучшая жизнь, есть лучший мир, там найду я моего Юрия; туда собираюсь я и, пока живу, молюсь за моего бедного супруга и за царя его.

На другой день инокини собрались в келию страждущей сестры Глафиры; она уже не могла вставать с болезненного одра; благочестивые сёстры окружали её с заботливостию; между ними была и царица.

Не одна одежда отличала её от прочих сестёр; её можно было узнать по нежному участию, с каким она стояла у одра больной, подавая ей питьё, отирая пот с чела её, поправляя изголовье; казалось, что нежная дочь стояла пред страждущею матерью. Глафира заметила её слёзы и кротко сказала ей: