— Не во гневе, не в порицание, но в память об отце Менахеме!
Потом он обнял его и повел к надзирателю.
Старый надзиратель, в ведении которого была община из четырехсот братьев и послушников, при виде Иисуса поднялся с места.
— Кандидат на ученичество?
— Кандидат.
— Как зовут? Симон ответил:
— Иисус, сын Авиафара (что значило: «Иисус, сын Антипатра», так как греческие имена были не в ходу у ессеев).
— Законнорожденный?
— Законнорожденный.
— Какого колена?
— Иудова.
— Нрав добрый?
— Лучше некуда.
— Ремесленник?
— Как видишь.
— Изучал Закон?
— Самостоятельно.
— Пусть даст обеты.
Отец Менахем объяснил Иисусу:
— Обеты даются на год. Если ты через год докажешь, что пробыл тут не зря, то пройдешь очищающие воды и уже в качестве ученика дашь другие обеты. Если через два года ты захочешь стать членом Ордена и не будешь замечен ни в чем плохом, то станешь членом Святого Ордена и дашь обеты на всю жизнь.
— Я пришел сюда не как кандидат. Я пришел повидаться с моим учителем и обновить мои знания. Если этого нельзя сделать, не став кандидатом, я согласен им стать. Отец Менахем считает меня кандидатом, отец Симон тоже, и я не собираюсь с ними спорить. Какие обеты требуются от меня?
— Клянешься ли ты Вездесущим Господом без колебаний подчиняться надзирателю Ордена, а также всем духовникам и учителям, которых он пожелает приставить к тебе, и исполнять все законы Ордена, которым они научат тебя? Клянешься ли ты исполнять благочестие по отношению к Богу и справедливость по отношению к людям, помогать праведным и ненавидеть неправедных, никого не обижать, порицать лжецов, не бросать слов на ветер, не высказывать опрометчивых суждений, воздерживаться от женщин, умащений, притираний, нечистоты, яиц и бобов, не проливать кровь человека, птицы и животного, любить правду и придерживаться Десяти Заповедей, никому не рассказывать о тайнах нашего Ордена, не держать ничего в секрете от исповедников, не давать других клятв и обетов, пока эти остаются в силе?
— Кроме клятвы о секретах. Я не могу выдавать исповедникам секреты, доверенные мне другими.
— Секреты, которые не являются твоими, ты можешь не открывать исповеднику.
— Тогда даю обет.
Иисуса одели в голубое, как лотос, одеяние, белый фартук, дали ремень из шкуры теленка и деревянный совок. Надзиратель сказал Симону:
— Отец Симон, научи мальчика пользоваться совком. Отец Менахем, прошу, задержись ненадолго.
Когда дверь закрылась, надзиратель сказал Мена-хему:
— Из окна я видел, как ты его ударил!
— И совершенно справедливо!
— Как предок твоего предка — Ирода Едомитянина?
— В мальчике есть что-то царственное.
— Что ты думаешь о его будущем?
— Великое будущее. Несчастное до предела, и в этом пределе великолепное!
— Обращайся с ним хорошо, но без всяких исключений.
Смысл сей беседы был таков. Когда старый Ирод еще ребенком жил в Восоре, где прежде располагалась ессейская община, отец, имевший звание «Менахем», увидел, как он входит в ворота школы, и попросил подойти к нему. Когда тот подошел, Менахем ударил его два раза со словами:
— Не во гневе, не в порицание, но в память об отце Менахеме!
Ирод побагровел от злости, но Менахем ему сказал:
— Когда ты станешь царем иудеев, вспомни отца Менахема, который ударил тебя, как медведица бьет своих медвежат, чтоб они хорошо себя вели.
— Ты меня с кем-то путаешь, — ответил Ирод. — Я не иудей, я — едомитянин.
— Все равно, будет, как я сказал. Ты станешь великим царем, и твое царство будет больше, чем царство царя Соломона. Хотя твоим намерениям никто не откажет в благочестии, твои преступления ужаснут всех!
Ирод не забыл Менахема и всегда был добр к ессеям. Он даже назвал Иерусалимские ворота «Воротами ессе-ев» в их честь, хотя они никогда не приходили в Храм.