Царь и царица

Не подлежит сомнению, что если бы та среда, из которой черпались высшие должностные лица, не выделила такого множества людей, готовых ради карьеры на любую подлость, вплоть до искательства у пьяного безграмотного мужичонки покровительства, Распутин никогда бы не приобрел того значения, которого, увы, он достиг. Если бы эти люди действительно, были под гипнозом Распутина, если бы они сами верили в его сверхъестественные способности, то можно было бы удивляться их наивности, но порицать их было бы не за что, но дело в том, что все ставленники Распутина прекрасно знали ему настоящую цену.

Но вот тщета людских чаяний и расчетов: почти все эти лица поплатились жизнью за свое мимолетное возвышение!

Впоследствии говорили, что вред, проистекающий от приближения Распутина к царской семье, произошел не от самого этого приближения, а от того, что его разблаговестили и расшумели лица, стремившиеся с Распутиным бороться. Согласно этому мнению, главными виновниками того страшного урона, который Распутин нанес царскому ореолу, были те члены Государственной Думы и других крупных общественных организаций, которые публично с трибуны разоблачали роль Распутина и рисовали истинную его сущность.

Относительно преувеличения влияния Распутина ныне, после опубликования писем императрицы к Государю, говорить не приходится, но нельзя согласиться и с тем, что главный вред произошел от разоблачения той роли, которую играл при дворе этот зловещий, роковой человек. Нет, вред, им приносимый, был и непосредственный. Ведь ему Россия обязана тем, что правящий синклит в последний, распутинский, период царствования становился все непригляднее и вызывал к себе, благодаря своей близости к этому человеку, и отвращение и возмущение; ему Россия обязана и тем, что осенью 1915 г. Государь изменил принятое им решение и, вместо призыва к власти лиц, пользующихся доверием общественности, уволил от должностей всех министров для общественности приемлемых.

Для всех и каждого было совершенно очевидно, что продолжение избранного Государыней и навязанного ею Государю способа управления неизбежно вело к революции и к крушению существующего строя. Только такие слепые и глухие ко всему совершавшемуся люди, как столпы крайних правых, вроде Струкова{282}, Римского-Корсакова{283} и др., могли думать, что замалчиванием можно спасти положение, но люди, глубже вникавшие в события, ясно видели, что без очищения верхов, без внушения общественности доверия к верховной власти и ее ставленникам спасти страну от гибели нельзя. Да и замалчивать можно лишь то, что еще не получило широкой огласки, что скрыто от лиц, ищущих повода скомпрометировать престиж царской власти. Но ведь про Распутина говорила вся Россия, причем вся Россия знала про то ненормальное положение, которое занял на ступенях трона полуграмотный, развратный, пьяный мужик. Само собой разумеется, что стоустая молва преувеличивала при этом близость Распутина к царице и «к былям небылиц без счета прилагала». Революционные силы, конечно, также пользовались распутиниадой для того, чтобы развенчать ореол царского имени в народной массе.

Наконец, разглашению влияния Распутина существенно содействовал он сам, рекламируя, где только мог, свою близость к царской семье. Дошел он даже до того, что во время одного из своих пьяных пиршеств, а именно в загородном московском ресторане «Яр», в пьяном виде, указывая на надетую на нем расшитую рубашку русского покроя, кричал: «Сашка сама шила!»

9

События последнего периода царствования Николая II столь тесно сплели его имя, равно как имя Александры Федоровны, с именем Распутина, что, пытаясь разобраться в основных свойствах ума и характера последнего русского самодержца и его супруги, поневоле приходится останавливаться и на этом роковом для России человеке.

Чем был Распутин по существу, обладал ли он какими-либо исключительными силами и способностями, принадлежал ли он к какой-либо религиозной секте, наконец, был ли он орудием врагов России, и если был, то сознательным или бессознательным? Вот вопросы, которые ставила себе русская общественность перед революцией, ставит себе и поныне, ибо почитать их за вполне выясненные и решение их в том или ином смысле признавать общепризнанным – до сих пор нельзя.

Итак, прежде всего, обладал ли Распутин какими-то оккультными способностями? На этот вопрос, как на многие другие, проливают некоторый свет данные, собранные Чрезвычайной следственной комиссией, учрежденной Временным правительством для расследования действий министров царского правительства.

Судя по этим данным, приведенным, между прочим, в статье члена комиссии, б[ывшего] прокурора Виленской судебной палаты А.Ф. Романова{284}, напечатанной во второй книге «Русской летописи» (Париж, 1922 г.), Распутина отнюдь нельзя признать личностью заурядной; природа его была сложная, не сразу поддающаяся разъяснению.