Царь Грозный

– Растолкуй ты ему, дурья башка, что на Руси никогда гостей не обижали и жизни не лишали. Коли с добром пришли, так и бояться нечего, накормим, напоим и спать на перины уложим. Какие еще заложники?!

Татарин завороженно смотрел на русича и кивал, точно что-то понимая. Потом осторожно выглянул из-под здоровенной руки, пытаясь поймать взгляд монаха. Степан обернулся к Пафнутию, точно тот был его личным толмачом, и посоветовал:

– Перескажи слово в слово.

Монаху пришлось подчиниться. Пока шло объяснение, на берегу уже появились люди воеводы Микулинского, видно, тому донесли о появлении на реке близ Холмогор чужого корабля. Неизвестно, что убедило англичан больше – конные, показавшиеся из-за кромки леса, или пудовый кулак Степана, но Ченслор закивал. Татарин, уже отпущенный своим новым другом, перевел слова хозяина:

– Мы согласны не брать заложников, но кто гарантирует нам безопасность?

Степан замотал головой:

– Ты глянь, какие недоверчивые! Да кому нужны ваши шкуры? Как вороны шуганые, ей-богу! Да не трусь ты, издалече небось приплыл? Ничего не боялся, а тут трусишь, как заяц. Никто вас не тронет, вот те крест!

Все это говорилось уже в лицо Ченслору. Мало того, тяжесть Степановой руки испытало на себе плечо Ричарда. Глядя в насмешливые глаза русского мужика, англичан вдруг поверил, что их не обидят, тоже кивнул.

Степан обрадовался:

– Вот и хорошо. Хватит речи вести, оголодали небось, устали с дороги… В баньку пора, за стол! А вы тут: залог… боимся!.. Пошли на берег!

И первым полез обратно в лодку. Пафнутий как мог пересказывал речь Степана, а толмач переводил. Стоявшие в напряжении англичане расслабились, на лицах появились улыбки, раздались даже смешки. Улыбнулся, правда, пока скупо, и сам Ченслор. Кажется, их не собирались съедать, казнить или даже арестовывать.

Кроме того, прибывшие и без объяснений поняли, что дальше по обмелевшей реке им не проплыть, слишком глубоко забрались.

Следующие дни англичане попросту мучились от обжорства. У этих странных русских на стол ставились такие блюда и в таком количестве, что по окончании трапезы от стола можно было только отползать. А хозяева даже обижались, что не все съели, что больше не могут.

Поселили новых гостей не в монастыре, а в Холмогорах, так распорядился воевода Микулинский. У него же нашлись люди, говорившие по-немецки гораздо лучше монаха Пафнутия. Многие англичане сносно понимали немецкий, и беседы пошли легче. Ченслор едва успевал записывать в свой дневник впечатления от потрясшей его страны. По просьбе англичанина в Москву был спешно отправлен гонец к государю Ивану Васильевичу с сообщением о желании англичан торговать с Русью и вообще иметь дела с Москвой.

Воевода приказал поить англичан медами и вином до полного умопомрачения, потому как вино да ставленые меды не хуже пытки развязывают людям языки. В первый же день для них истопили просторную баню на воеводином дворе. Отправили туда команду по очереди, сначала самого Ченслора, а потом уж остальных моряков без разбора.

Гости с изумлением оглядывали внутреннее убранство русской мыльни. Воевода сам московский, а потому и баню поставил себе такую же, как была дома – просторную, с большой каменкой, заваленной отборной галькой-окатышами, широкие лавки, скобленные до желтизны, на полу солома, чтобы ноги не скользили по дереву… В пол вделаны куски камня. Ченслор указал на них с вопросом, толмач, замешкавшийся с раздеванием, задержался в сенях, но его и не ждали, в бане все понятно без слов, потому Никита, везде сопровождавший гостей, попросту поелозил своей пяткой по камню, мол, мозоли так стирать. Ченслор довольно рассмеялся – хитро придумано!

На раскаленную гальку плеснули выстоянного кваску, по всей мыльне разнесся сладковатый приятный дух. Гостя уложили на полку лицом вниз, облили водой, но он тут же едва не вскочил – в мыльню вошла ядреная девка, одетая в тонкую рубаху, которая мигом промокла и облепила ее тело, нимало не смущаясь, взяла связку дубовых веток, сунула в лохань с водой и принялась там потряхивать. Никого из мужчин появление полуголой красавицы нимало не смутило, как и ее саму нагота остальных. Ченслор с трудом проглотил комок в горле и отвернулся, совершенно не понимая, почему должен лежать на голой доске, облитый водой, и ждать, пока помоется девка. Но решил не задавать дурацких вопросов, все же в гостях.

А красавица не собиралась мыться, напротив, она подошла к самому Ченслору и вдруг… огрела его этими ветками по спине! Не будь англичанин в чем мать родила, он бы вскочил, заорав от возмущения. Если ей нужна полка, то можно было просто попросить освободить, зачем же гнать веником?! Но неприкрытая нагота заставила его лишь повернуть голову с намерением объяснить нагой претендентке на полку, что если она отвернется, то он, Ченслор, удалится и сам…