Но когда племянница сыновей родила да с Федором Телепневым загуляла почти в открытую, не страшась ни мужа, ни молвы, Михаил Глинский понял, что пора или племянницу в чувство приводить, или что с ее мужем делать…
Разговора с Еленой не получилось, та кричала, что это благодаря ей дядя вообще не в тюрьме, что не смеет осуждать ее за Телепнева, потому как терпеть старого мужа ежедневно тяжело!
– Чего ты хочешь, сама править?
Спросил скорее просто так, чтобы осадить зарвавшуюся княгиню. Пусть поймет, что без мужа она никто. И вдруг услышал:
– А хотя бы и так!
– Что?! – изумленно вскинул на нее глаза князь Михаил. Что она себе мнит? Ничтожество, которое и во дворец-то попало лишь благодаря мужу, точит на него зуб?
И вдруг замер от неожиданной мысли: а почему бы и нет? Никто Елене править после Василия не даст, это Московия, а не Литва. Значит, над маленьким Иваном кто-то останется опекуном? А так, как есть, сейчас великий князь долго не вытерпит, рано или поздно глаза раскроются, жену в монастырь отправит, а с ней и родственников, что блудливую красавицу вырастили…
Елена почуяла недовольство и охлаждение к ней родственников и мужа. Казалось, после рождения сыновей должны бы на руках носить, но муж все чаще глаза отводит, особо когда Телепнев оказывается рядом. А дядя Михаил Глинский и вовсе стал волком глядеть. Глинский теперь близко к великому князю ходит, Боярской думой верховодит, с ним простой жалобой не справишься. Да и Телепнева дядя княгини не жалует…
Елена поняла, что опасность может подстерегать совсем не оттуда, откуда ждет. Если Василию нашепчут что-то против нее, то место в монастыре найдется и никто не заступится. Свое дело она сделала – родила сыновей, теперь не очень-то и нужна. Любви великого князя к молодой жестокосердной красавице хватило ненадолго. Это пугало… И менее жестокой красавица от этого не стала…
Особенно страшно оказалось, когда однажды князь заметил косой взгляд своей супруги, которой надоел старый муж. Молодое тело литовки требовало гораздо более горячих ласк такого же молодого мужчины, а не дряхлеющего правителя. Ей не хватало уже и Телепнева, попросту боявшегося князя и вздрагивавшего от каждого лишнего шороха. Захариха исхитрялась приводить других. Об этом не ведал не только государь, но и все вокруг, но, видно, глаза самой Елены стали светиться от полученного по ночам удовольствия, этот свет прятать не удавалось. Василий Иванович стал подозрителен, хотя виду не подавал, только заставлял всю еду и питье пробовать, прежде чем брать самому. В ложницу почти не ходил и все чаще сам кидал на жену такие же косые взгляды. Но для всех оставался любящим мужем и отцом. Елена поняла, что до монастыря недалеко, пора что-то делать…
В окно заглядывала яркая звезда, она вдруг чуть подмигнула, словно обещая поддержку. К утру Елена уже точно знала, что помочь ей может только… Софья! А потому с рассветом отправилась в дальнюю комнату, где на лавке стоял ларец. Старуха возникла из ниоткуда сразу, не заставила себя звать. Голос ее все так же хрипл и неприятен, но выбора у Глинской попросту не было.
– Что мне делать?
– А чего ты хочешь?
– Князь не жалует, сын слишком мал, чтобы править… Помоги…
– Хочешь править сама?
– Хочу! – вскинула голову Елена.
Старуха только кивнула, расставляя на столе колдовские предметы. Зажженная свеча, зеркало, воск… – все привычно, только маленький кинжал и какой-то черный крест внове.
– Готова платить?
– Чем?
– За власть платят душой…
Глинская отшатнулась от Софьи:
– Не-ет! Нет!
Та не возражала, только поманила ее к зеркалу:
– Смотри…
В зеркале молодую женщину, без сомнения, это была она сама, сначала разлучили с сыном, потом постригли в монахини, потом она томилась в крошечной сырой келье, надсадно кашляя… Мальчика тоже увезли куда-то на простой подводе… Больше всего Елену потрясла кровь на платке, которым закрывала рот при кашле женщина, и огромные испуганные глаза мальчика, брошенного на солому подводы…
– Не-ет!
Старуха недобро усмехнулась:
– Можно и так…
После ее шептания свеча замигала, а в зеркале появились новые картинки. На троне сидел мальчик, ножки которого попросту не доставали до пола, на голове шапка Мономаха, едва державшаяся на ушах, рядом гордая, почти надменная женщина…
Больше ничего объяснять было не нужно, выбор невелик. Но на вопрос «Что дальше?» Софья тихо ответила:
– Твой век невелик. Сын будет править долго и жестоко…
– Я согласна.
Великий князь Василий вдруг оказался никому не нужен, больше того, он мешал всем: братьям, боярам, даже собственной жене. Не раз в его голове мелькала мысль принять постриг, оставить власть другим… Только кому? Сын пока слишком мал, братья Андрей и Юрий не дадут ему править, не просто отодвинут, а уничтожат вместе с матерью – Еленой Глинской. И никто не остановит. Понимание этого заставляло князя держаться. Он будет править, пока не подрастет маленький Иван, будет…