– А кто вам сказал, что я пьян? – спросил Федор, повалился в траву и моментально заснул.
– Вы не только пьяны, милый мой, – сказал Евгений Петрович, – вы к тому же не умеете пить.
Федора разбудил безобразно нелепый сон, тут же превратившийся в не менее отвратительную явь. Он увидел над собой Попутчика с ножом в руке, примеривающегося для удара. Красноватые блики костра каждый миг неуловимо меняли его лицо, и казалось, что это спадают одна за другой маски и из-под них вот-вот явится то настоящее, что обычно называют потемками души. «Странно, что в такой момент приходят настолько посторонние мысли», – подумал Федор, резко перекатываясь в сторону и вскакивая на ноги.
– Ну вот и сон в руку, – сказал он, имея в виду ту давнюю уже ночь в поезде. – Просто удивительно, как тасуются карты.
Евгений Петрович сделал шаг вперед с одновременным выпадом, но Федор успел отшатнуться и отступить по ту сторону костра.
– Эй, вы поосторожнее, – крикнул он, ощущая в себе сильный, почти что щекочущий задор, – так же и убить можно.
Попутчик сделал еще попытку, столь же безуспешную. Федор вытанцовывал вокруг костра, как шаман на камлании, и, изловчившись, вытянул из огня длинную горящую головню. Размахивая ею перед собой, как флагом, он тихо засмеялся.
– Скажите, ваша фамилия случайно не Харон? Ловко вы помогаете переправляться на тот свет. Как же я сразу не догадался, что вы банальный маньяк. Ну, правда, с фантазией. Настоящий сказочник. Братья Гримм в комплекте.
Перед горящей палицей Федора Попутчик отходил все дальше от костра, к валунам, возвышавшимся на человеческий рост.
– Я ошибся, взяв тебя, – проговорил он угрюмо. – Ты чем-то мешаешь им.
– Им? – переспросил Федор. – Ах да, им. Вашим пещерным. До чего ж вы упертый маньяк. Бросьте нож, вам говорят. Кстати, где же ваш пистолет? Наверно, остался в рюкзаке. Какая незадача.
Попутчик отступил в промежуток между камнями и на миг скрылся из вида. Федор ринулся за ним и, не рассчитав, ткнул факелом в лицо Евгению Петровичу. Раздался вскрик, затем Попутчик несуразно взмахнул руками, снова пропал, а голос его ухнул вниз и резко оборвался.
Федор удивленно замер. На такое развитие событий он не рассчитывал и даже немного испугался собственного участия в этом. Впереди каменистая площадка круто, почти отвесно уходила из-под ног. Трещина в земле была неширокой и неглубокой, но на дне ее лежал мертвец с явственно сломанной шеей. Федор долго стоял у края расселины, пытаясь вызвать в себе осознание того, что он убил человека, и связанную с этим гамму противоречивых чувств. Однако ни осознание, ни гамма чувств отчего-то к нему не являлись, вынуждая в тупом отсутствии мыслей вглядываться в полутьму обрыва. Из оцепенения его вывел слабый шорох, доносившийся снизу. Федор посветил факелом, вдруг представив, как по отвесной скале медленно взбирается мертвец. Однако реальность, как всегда, превзошла ожидания. В ногах трупа он увидел какое-то копошащееся существо. Сперва показалось, что это зверь, но через секунду существо подняло морду и посмотрело на Федора. Морда оказалась уродливым человеческим лицом, а существо – карликом в черной одежде.
Сильно вздрогнув, Федор бросил в него факелом и торопливо вернулся к костру. В спешке обшарил рюкзак Попутчика, нашел пистолет и бинокль. Затем схватил свой рюкзак и, нервно целя оружием в окружающее пространство, быстро зашагал прочь.
Утром, поспав часа два на открытом лугу, Федор понял, что окончательно заблудился. Горы обступали с трех сторон, компаса не было, солнце закрывала скомканная грязно-белая простыня облаков. К тому же посыпал мелкий колючий снег. Федору, грустно глядевшему на яркие цветы вокруг и на высокие заоблачные горы, стали необычайно близки переживания Дюймовочки, которые маркиз де Сад с особым цинизмом назвал бы злоключениями добродетели. Федор, правда, не считал себя кладезем добродетели, но и к такому подлому обману не был готов, отправляясь в этот поход. Его облапошил и задурил Попутчик, темные духи гор гоняли их по кругу, а цветы на лугу, доверчиво подставляющие свои нежные головки холодному снегу, вовсе казались оптической иллюзией.