Когда доктор захрипел, схватившись за горло, и повалился боком на землю, шаман рухнул на колени рядом с затихшим больным. Наклонясь к нему, он тихо провыл что-то и два раза сильно ударил в бубен.
Шергин пробился к доктору сквозь тесно сгрудившихся солдат. С первого взгляда было ясно, что тот мертв: глаза неподвижно выпучены, язык наружу, лицо посиневшее.
– Это же шаман его, братцы, – потрясенно сказал кто-то.
Версия была тут же поддержана гулом. Возмущенная толпа солдат обратилась в сторону шамана, который стоял, покачиваясь, у костра и все еще был не в себе. Его сородич, совсем недавно бившийся в судорогах, сидел на тряпье и моргал.
– Своего, вишь, вылечил, а нашего доктора угробил, вражья морда.
Подпоручик Кухельницкий рванул из кобуры револьвер и направил на шамана. Туземцы, тоже повскакавшие с мест, загалдели. Грянул выстрел. Но прежде раздался женский визг, и осоловелого шамана загородила баба-калмычка. Пуля убила ее наповал.
Аборигены подняли вопль до небес, оттащили бабу и оттеснили подальше шамана. Один повернулся к чужакам и, ударяя себя в грудь, быстро и гневно стал говорить.
– Переводи, – потребовал Шергин.
– Чего там… – махнул рукой Вогуличев. – Ругается, одно слово… А! Говорит, эта баба – жена ихнего великого шамана Ундагатуя, и нам теперь несдобровать. Духи за нее отомстят, скоро и страшно.
– Скажи ему, – медленно и, едва сдерживаясь, произнес Шергин, – скажи ему, что мы в расчете. У нас мертвец и у них. Духи должны быть довольны.
Затем, плюнув в сердцах, крикнул:
– Всем разойтись. Никаких самосудов. Тому, кто нарушит приказ, лично оторву голову. – И, уходя, бросил через плечо: – Прапорщик Овцын, распорядитесь насчет могилы для доктора. – Потом добавил: – Черти!
…Заснуть не давали туземцы. Они долго колобродили по стойбищу и то кричали, то принимались отбивать глухой ритм и тоскливо подвывать: видимо, обряжали покойницу. Когда небо над горами стало бледным, Шергин смежил веки. Но тут же его разбудили новые вопли.
Рассвет успел надвинуться вплотную, и в серо-лиловой заре четко был виден быстро уходящий от стойбища солдат. За ним вприпрыжку бежал туземец, махал руками и пронзительно ругался.
– Эй! – гаркнул Шергин.
Солдат остановился как вкопанный и при виде полковника заробел. Туземец налетел на него, вцепился в шинель и стал яростно дергать.
– Поди-ка сюда.
Рядовой подтрусил, невольно таща за собой туземца, и встал навытяжку. Шергин велел Ваське, лупившему со сна глаза, разыскать Вогуличева.
– Фамилия?
– Рядовой Кукушкин, вашскородь, – доложил струхнувший солдат.
– Что делал в стойбище?
– Ну, эта… думал продовольствием разжиться, – стеснительно ответил Кукушкин.
Подоспел Вогуличев, на ходу застегиваясь. Вникнув в суть претензий туземца, он ухмыльнулся.
– А что ж ты, Кукушка, на лежанке у бабы евойной шарил? Ай чего послаще искал?
– Так, – произнес Шергин, темнея лицом и подходя к рядовому Кукушкину. Тот совсем сник и уткнул глаза в землю.
В следующую секунду рядового свалил оземь сокрушительный удар. Туземца, не успевшего отцепиться, тоже снесло.
Встряхнув руку, Шергин сказал:
– Повесить бы тебя за разбой среди населения, да не могу – каждая душа теперь на счету.
– Дикари же, вашскородь, – проскулил Кукушкин, выплевывая зуб. – Нехристи поганые…
– Дур-рак, – процедил Шергин. – День-то какой сегодня, помнишь?
Кукушкин тупо заморгал, и полковник повернулся к Вогуличеву:
– Ты?
– Не могу знать, вашскородь, – выкатил тот по-уставному глаза.
– Ну и кто здесь, получается, нехристь? – с досадой спросил Шергин.
– Вербное ж нынче, – ахнул Васька. – Вчерась Лазарь воскрешался, а нынче осанна.
Туземец на четвереньках улепетывал к стойбищу.
День начинался скверно. После того как закопали в землю доктора, Шергин с пятью солдатами направился к юртам. Туземцы не хотели отдавать припасы, но их заставили поделиться. Из земляного «погреба» были извлечены разделанные куски мяса двух аргали – горных баранов и половины лося. Солдаты, подвесив узлы с мясом на палки, ушли. Шергин задержался.
– Духи наслали кару на меня, – сказал шаман, зло глядя, – моя жена отправилась по подземной реке. Тебя и твоих людей духи тоже покарают. Сегодня я опять буду разговаривать с ними. Я позову духа гор, духа медведя, и он убьет вас.
– Переведи ему, – велел Шергин, – смерть не страшна тому, кто давно умер.
Вогуличев нагнал его возле лагеря.
– А всех-то медведь не убьет, пожалуй? Больно уж распетушился колдун ихний. Может, того его?.. Чтоб не разводил возмутительную пропаганду средь населения?
– Не зли меня, Вогуличев, – попросил Шергин.
– Понял… – сказал тот и вздохнул. – Осанна нынче, значит.
По приметам, которые дал шаман, шли еще два дня, а к вечеру вторых суток по отряду расползлось восхищенное: «Царь-гора!»
Окрестил ее этим именем Васька, разинувший рот при виде порфирных в закатном сиянии склонов и горящей алмазами округлой двухдольной вершины, отдаленно похожей на императорскую корону.