К Пресветлому Рождеству Христову я получил подарок. До Белкинского подворья добрались полдюжины голландцев, трое из них оказались спецами по сельскому хозяйству, выражаясь по-современному — агрономами и животноводами, один — мастером в постройке плотин и обустройстве мельниц, еще один — кузнецом, да не простым, а мастером железоделательной мануфактуры, а последний — аптекарем и лекарем. Так я получил не только преподавателей голландского языка, который преподавать было некому, поскольку Классен остался в Кремле, при царевой аптеке, а еще один голландский купец, бывший у меня на примете, после первых же погромов отбыл от греха подальше на родину, но еще и необходимых мне специалистов. Добрались они до меня благодаря неукротимой воле одного из них, Акселя Виниуса, за время путешествия ставшего признанным лидером этой иноземной ватажки. Тот оказался изрядным новатором, у себя в Леевардене он пытался внедрить какие-нибудь свои придумки и новшества, но все время получал по рукам. Это ж только для нас голландцы были все сплошь суперсовременные и прогрессивные, а у них там та же кутерьма. Ежели все в округе вот так водяную мельницу делают или там поля обрабатывают — значит, нечего тут умничать, молод еще. Известно же, люди худого не присоветуют… Уж не знаю, что ему там написал Классен, но этот самый Виниус просто загорелся идеей, что нашел человека, который даст ему развернуться в полную силу, сманил с собой пару таких же, как и он, непосед, да и рванул в жуткую, дремучую Московию, даже еще и не подозревая, что здесь уже вовсю убивают иноземцев. Добравшись до Архангельска и повстречав толпы бегущих на родину перепуганных соотечественников, его менее воодушевленные спутники едва не повернули назад. Но Виниус выступил с пламенной речью, что он-де едет как раз таки по приглашению очень уважаемого всеми русскими tzarevich, который и провозгласил это жуткое prorochestvo, так что ему лично ничто не угрожает. И вообще, в пророчестве-то говорится о латинянах, то есть католиках, а они, граждане Соединенных провинций, и сами давно с этими католиками на ножах. Ему резонно возразили, что бьют вообще-то не потому, каким макаром ты крестишься и какого бога в сердце носишь, а по конкретной морде. И многие такие же граждане Соединенных провинций уже попали под раздачу. Хотя большинство, слава богу, не до смерти. Но Виниус был непоколебим. И даже увлек своим воодушевлением еще троих из числа собиравшихся бежать.
Под Ярославлем их едва не прибили. Почти все иноземцы из этого города уже сдернули, а народ был зол, нервен и испуган, и ему срочно требовалось на ком-нибудь оторваться. Спаслись только тем, что по совету одного из примкнувших, уже пожившего в этой дикой Московии и немного разбирающегося в местных реалиях, забежали в церковь и рухнули на колени у алтаря, истово крестясь. Поскольку иноземцев при входе в святой храм Господень не разорвало на месте, чуть остывшая толпа вняла батюшке, заявившему, что в этом случае их утверждению, что они не подлые латиняне, а совсем даже наоборот, можно доверять. А вопли Виниуса, что он едет по приглашению самого tzarevich, окончательно разрядили обстановку. Голландцев подняли, отряхнули, приставили охрану и отправили на Москву с купеческим караваном.
В Москве царевича не оказалось. Но Арендт Классен, письмо которого и послужило причиной тому, что Виниус сорвался с места, сообщил, что тот находится неподалеку, в родовой вотчине царя со странным, как, впрочем, и все здесь, в Московии, названием Belkino. Теперь осталось дождаться оказии и совершить последний бросок…
Виниус оказался человеком с неистощимой энергией. Во-первых, он категорически забраковал соху и велел кузнецам ковать лемеховый двухколесный плуг. Затем, поскольку полевыми работами в это время года заниматься было невозможно, занялся отбором наиболее продуктивных коров и коз и формированием селекционного стада. Овец он забраковал напрочь, заявив, что тратить время на столь бесполезный материал не в его правилах. А вот к свиньям подошел с интересом. Сапеговым табуном он также занялся вплотную, хотя поначалу большинство лошадей забраковал, сказав, что до настоящих фризов[36] им далеко, а под упряжь куда лучше подходят лошади, которых разводят в Ольденбурге — у них более приемлемый для сего аллюр с подвижными запястьями и плечами, достаточно вертикально поставленными, чтобы держать хомут. Я же мотал на ус все эти названия, поскольку с упряжной лошадью была одна закавыка. Знаете, сколько тут требовалось лошадей, чтобы перевезти одно тяжелое орудие со всем его боезапасом? Нет? Стоите? Лучше сядьте. Сто шестьдесят три! А более-менее легкое полевое? От пятнадцати до двадцати. Ну дохленькие здесь были лошади…