Царь Федор. Трилогия

А преподавать все это дело без практических занятий особого смысла не было. Ну как на пальцах Камасутру объяснять. Тем более что по моей просьбе многие иностранцы, вроде того же преподавателя царской школы и кремлевского аптекаря голландца Арендта Классена, списались со своими сродственниками и знакомыми, дабы подыскать добрых агрономов и иных людей, в деле ухода за скотом всяким дюже ведающих, для преподавания, ну и для правильного вотчинного обустройства. И кое-кто уже и ответ получил. Так что надо было из батюшки срочно деньги на посольство за ними выбивать. Он, конечно, меня любит и во многом не отказывает, но мозги у него пока еще совсем местные. И гонять посольских дьяков не к государю соседнему либо, по крайности, к вельможе дюже знатному, а к обычному человеку, пусть и мастеру известному или ученому, ему как-то и в голову не придет. Слава богу, он хоть иноземцев привечает и приглашение их на службу всегда одобряет… Но на то, чтобы организовать все правильно, по уму, как должно быть, а не как получится, — тоже время надо. А его нет, нет…

Я вздохнул. Ладно, чего ныть-то? Мы живем в тех обстоятельствах, что нам жизнь подкидывает, а не в тех, что мы хотели бы. Хороший предприниматель тем и отличается от плохого, что умеет подстраиваться под любые обстоятельства и все равно добивается успеха, а не начинает искать оправдания недостигнутым целям в том, что кто-то или что-то его планы нарушило. Мол, вот если бы все по-моему было, то я бы уж… А я — хороший предприниматель! И если в моем случае опоздать значит с большой долей вероятности проиграть, а начать ранее — всего лишь слегка снизить эффективность успеха, следует резко менять планы, от чего-то, пусть даже важного и нужного, вовсе отказываться напрочь и начинать…

К концу недели легенда была в основном отработана. Сведения же, что собрали мне дед Влекуша и Митрофан, ненадолго заставили меня почувствовать себя неуютно. Ну где были мои глаза и уши? Ведь я же знал, что должно произойти… Знал и при этом читал доклады воевод, тех же князей Хилкова, Щетинина, государева гостя ярославца Акинфия Маленина, — и в ус не дул. Да и тот же Классен хвастался, что этой весной торговля всякими порошками и притираниями очень бойко идет. Месяцы, месяцы все вокруг кричало мне о том, что с погодой и климатом творится что-то непотребное! А я ни хрена не замечал… Впрочем, часто ли мы замечаем даже очевидное, если оно не лежит в плоскости наших повседневных и сиюминутных забот? Даже если это способно обрушить все наши собственные планы…

А потом я отпросился у отца на богомолье. Батюшка снова прихворнул, он вообще в последнее время как-то сдал и поначалу опять не хотел отпускать меня одного. Но я напомнил ему про рынд, пообещал ехать не верхами, а в возке, смиренно выслушал наставления и вышел из его палат с разрешением.

Вечером, перед началом, я собрал своих рынд на братчину. Два десятка молодых людей с некоторой опаской заходили в мою горницу и с удивлением пялились на стол, уставленный яствами. Нет, каждый из них по родовитости вполне был достоин сидеть за одним столом и с царевичем, и даже с самим царем, но они были моими рындами. А рындам не по чину пировать с охраняемым лицом в царевых палатах. Где-то на походе — то другое дело… Однако мало-помалу все отмякли, расслабились, пошли разговоры… и вот тут я встал.

— Рынды мои, — начал я, сразу напоминая о дистанции, которая нас разделяла, и тут же резко сократил ее: — сотоварищи мои, вои русские, любите ли вы землю нашу, Русь Святую, более жизни своей?

Все замерли, а затем почти одновременно горячо загомонили. Ребята же были в самом романтическом возрасте, ну там «пока сердца для чести живы, мой друг, отчизне посвятим…» и так далее.

— А верите ли вы мне? — прервал я их горячие изъявления.

На этот раз уверения были еще более энергичными и продолжительными.

— А верите ли вы в то, что и я токмо лишь о нашей земле думу имею, и что за-ради Святой Руси живот положить готов и николи ничего не сотворю, чтобы ей урон нанесло, а токмо лишь то, что ее силу и славу приумножит?

И снова все горячо заверили меня, что полностью доверяют «Генеральному секретарю ЦК КПСС дорогому товарищу Леониду Ильичу Брежневу». Шутка, смайл! Хотя в тот момент мне было совсем не до смеха. Под ложечкой так и сосало, а очко-то как играло… Потому что следующий шаг был моим Рубиконом. Ибо до сего момента все, что я говорил, было всего лишь общими словами, а вот далее…

— Тогда поклянитесь мне и крест в том поцелуйте, что пойдете за мной до конца во всем. Кто бы и как бы меня хулить ни стал и какие бы сомнения у вас самих в душе ни появились — будете верны мне до конца.