— Так вот,
Иван помолчал, переваривая сказанное, а затем осторожно спросил:
— Но зачем же ты тогда исполчаешь армию?
— Вот! — Царь наставительно поднял палец. — Добрый вопрос! И как ты думаешь?
Царевич несколько минут сидел, покусывая губу и напряженно размышляя, и наконец нерешительно произнес:
— Ну…
Царь усмехнулся.
— Она уже проделала здоровенную дыру в моей казне, а через месяц собирается Земский собор, который наложит на страну такую же денежную тяготу, коя была во времена Польской войны… Сумеешь подсчитать, сколь долго из тех денег мы могли бы платить свеям
— Тогда не знаю… — вздохнул царевич.
Его отец улыбнулся.
— А между тем ты прав. Война действительно обойдется дешевле. Но чем что? — Царь замолчал.
Царевич некоторое время ожидал продолжения и, не дождавшись, повторил:
— Чем что?
— А вот давай посчитаем! — рассмеялся царь. — Во-первых, армия будет воевать. Хорошо это или плохо? На первый взгляд — плохо. Мы же с тобой разобрались, что воевать дорого и накладно. Все проблемы можно решить миром. Но! Как ты думаешь, дадут ли нам возможность
Царевич убежденно мотнул головой:
— Нет, конечно. Непременно кто-нибудь решит, что проще отнять либо принудить силой, чем договориться. И нападут. Даже ежели мы сами не будем хотеть воевать.
— Вот! Значит — воевать все одно придется. И, как ты верно подметил, не только тогда, когда сам решишь, но и тогда, когда тебя вынудят, хоть ты сего и не хочешь. Так?
— Так.
— А скажи-ка, сын, какая армия будет воевать лучше — та, вои коей до сего момента никогда и не с кем не воевали, либо та, где уже пороху понюхали?
Сын усмехнулся. Мол, что за странный вопрос… Поэтому царь не стал ждать ответа, а сразу продолжил:
— Значит, пока нас не вынудили — стоит подгадать момент да и дать возможность понюхать пороху своей армии в той войне, в которой мы не токмо почти точно не проиграем… Тут угадать заранее невозможно, как бы сие ни казалось очевидным. Вона те же журжени вроде как куда как менее войск супротив миньцев имели, а гляди-кась, как оно обернулось! Но хоть в той, которая нам полной катастрофой не грозит… а в случае коль выиграем, еще и пользу принести может. С этим понятно?
— Да, батюшка.
— Считаем дальше. Свеи сами воевать хотят?
— Ну… не знаю, батюшка.
— А где твои уши были, когда Качумасов о сем рассказывал?
— Так я же позже пришел, батюшка. Когда Трубецкой говорил.
— А… ну да. Ну так вот говорю тебе, что повоевать они не прочь. Потому как даже сейчас, когда у них казна пуста, нас себе ровней они не считают. И то сказать — у них армия из опытных, закаленных в боях ветеранов состоит. Противу немцев сражавшихся. А мы уже почитай семнадцать лет ни с кем не воевали. Да и тогда токмо супротив поляков, коих свеи со времен Густава II Адольфа за достойных противников не числят.
— Ну мы и супротив ихнего Густава Адольфа… — вскинулся царевич.
— Супротив Густава Адольфа мы бы выдюжили. Это точно. И в конце концов крепко его побили бы. Но именно в конце концов, до коих мы тогда не дошли. И потому свеи считают, что, наоборот, это Густав Адольф нас пожалел. Вернее, не пожалел, а просто… ну вроде как на другое отвлекся. Более для него вкусное как бы. На Германскую войну… Ведь вообще очень немногие способны реально оценить, как дела обстоят на самом деле. Большинство, принимая решения, исходит не из реальности, а из кажущихся таковыми собственных иллюзий. Оксеншерна был из первых. А нынешний свейский король Карл X Густав — из вторых. Нет, он умен и опытный генерал, но вот правитель пока слабый. Потому как не знает главного принципа любого правителя, коий так точно сформулировал ректор нашего университета: «Подвергай все сомнению»[11]. И убежден, что то, что он
Иван сосредоточенно кивнул:
— Да, батюшка…
— Тогда идем дальше. Достаточно ли того, чтобы считать войну выгодной для государства, ежели она позволит приобрести военный опыт армии и устранит угрозу торговле?
— Мне кажется, нет, — качнул головой царевич.
Царь удовлетворенно кивнул.
— Хорошо. Но что тогда нужно еще?