Для верующего человека нет сомнений в том, что успех этой битвы был предрешен тем, что Давид действовал по слову Бога и находился под Его покровительством. Талмуд сообщает, что в решающий момент тысячи ангелов, выполняя приказ Творца, стали так сильно раскачивать деревья, за которыми Давид укрыл свою армию, что филистимляне не услышали за шумом их ветвей и листьев топота шагов приближающихся израильтян, и когда те ударили по ним с тыла, впали в настоящую панику. Сам шум деревьев и был очевидным чудом, явленным Богом Давиду в этом сражении, так как стояла совершенно безветренная погода и никакой естественной причины для раскачивания и шума деревьев не было.
Стоящие же на рационалистических позициях историки видят во второй Рефаимской битве еще одно доказательство полководческого гения Давида, умевшего выгодно использовать все особенности ландшафта местности.
Вот как анализируется ход этой битвы все теми же Герцогом и Гишоном:
«Второе поражение филистимлян в Рефаимской долине снова стало следствием внезапной атаки израильского войска в их тыл. На этот раз израильтяне тайно, через лес, зашли в тыл или во фланг филистимлян. Знатоки военного дела сравнивают боевые действия в лесу с обоюдоострым мечом. Обеспечивая укрытие, леса затрудняют передачу распоряжений и осуществление связи и контроля. Они ограничивают возможность использования тяжелого вооружения. А клаустрофобный эффект от нахождения в лесу часто негативно сказывается на боевом духе войска. Именно это ощущение привело к образованию в греческом языке слова «паника» от имени лесного бога Пана.
В то время как эти отрицательные аспекты лесных сражений заставляли филистимлян располагать свои силы за пределами тутовой рощи (точное ботаническое определение деревьев не известно [58]), войско было обращено к ней (роще) флангом или тылом. Израильтяне же, воспользовавшись укрытием для их проворных и легковооруженных воинов, получили от самой же природной особенности тактические преимущества. Кроме того, Давид умело использовал погоду. Зная, что ежедневный бриз с моря достигает Иерусалима около полудня, он приурочил свое наступление к этому часу, чтобы шелест листвы деревьев скрывал шум шагов приближающихся к врагу израильтян. Снова была достигнута полная внезапность, и Давид не пренебрег разработкой плана последнего этапа сражения: развития успеха. На этот раз он приложил усилия к тому, чтобы перекрыть отступающим филистимлянам прямой путь через долину Дуба. Он смог «поразить» филистимлян на всем долгом пути их отступления «от Гаваи до Газера»» [59].
Разгром филистимлян в этом сражении и в самом деле был грандиозным, а их потери огромными. Газер, или, точнее, Гезер, до которого гнал их Давид, был уже пограничным городом. Теперь этим давним врагам израильтян надо было думать не о нападении, а о том, как защитить себя от столь неожиданно усилившихся и преисполненных воинственного духа соседей.
ОДИН ИЗ НАРОДА
Опьяненный победой над филистимлянами, Давид решил как можно скорее внести в Иерусалим главную святыню еврейского народа — Ковчег Завета, а затем тут же приступить к строительству величественного Храма для размещения Ковчега и совершения всех предписанных Торой служб.
И это опять, с какой точки зрения ни посмотри, был поис-тине мудрый и грандиозный план. Перенос Ковчега в Иерусалим означал превращение этого города не только в военную и политическую, но и духовную столицу объединенного Еврейского царства, в подлинный центр всех сторон народной жизни, и уже ни одно колено, ни один потенциальный мятежник не смог бы отрицать этого очевидного факта.
Но прежде чем начать рассказ о тех удивительных событиях, которыми сопровождался перенос Ковчега Завета, стоит напомнить читателю о том, что представлял собой этот один из самых сакральных артефактов человечества.
Согласно Пятикнижию, Ковчег Завета был изготовлен еврейскими умельцами Веселеилом (Бецалелем) и Аголиавом по указанию Моисея, который, в свою очередь, получил указания по его изготовлению напрямую от Бога. Внешне он представлял собой обычную коробку, или, если употреблять более приличествующее случаю выражение, ларь, сделанный из дерева акации, размеры которого составляли 2,5 локтя [60]в длину, 1,5 локтя в ширину и 1,5 локтя в высоту (то есть 114x68,5x68,5 сантиметра, или, по другому мнению, 95x57x57 сантиметров). С обеих сторон — и с внешней, и с внутренней — этот ларь был покрыт слоем золота.
Толщина стенок Ковчега, по наиболее распространенному мнению, равнялась одной ладони, то есть 7,5 сантиметра. На четырех концах Ковчега были закреплены золотые кольца, в которые были продеты два утолщенных с обеих сторон позолоченных шеста из того же дерева акации.