Царь Борис и Дмитрий Самозванец

Существенное влияние на ориентацию польской внешней политики оказало наметившееся русско-шведское сближение. Осенью 1600 г. литовский канцлер Лев Сапега привез в Москву проект «вечного мира», а также проект о федеративном объединении двух государств. Согласно польским предложениям, в качестве членов федерации Речь Посполитая и Россия должны были выработать единую внешнюю политику, совместно оборонять южные границы от татар, завести общий флот на Балтийском и Черном морях, иметь общий порт в Нарве и Ивангороде; купцы получали право свободно торговать в пределах двух государств¹¹.

Во время переговоров русские дипломаты поддержали предложения о совместной обороне против татар, развитии торговли и пр. Однако в целом проект федерации не был принят. Бояре категорически отвергли пункт, предоставлявший шляхте право на приобретение вотчин в России, отказались разрешить строить костелы, венчать православных с католиками. Много споров вызвал вопрос о выборах главы федерации. Королевская дипломатия строила расчеты на том, что Сигизмунд III был достаточно здоровым человеком в свои 34 года, тогда как 50-летнего Бориса одолевали тяжелые болезни и ему предрекали близкую смерть. О наследнике Бориса в Польше толковали, что он слаб здоровьем и к тому же слабоумен. Условия наследования трона носили неравноправный характер. В случае бездетной смерти царя московский трон отходил к Сигизмунду III. В случае же бездетной кончины Сигизмунда III польская сторона не исключала возможности «выбрать паном господаря Руского». Но на королевский трон мог взойти и любой другой кандидат в силу свободного выбора¹². Таким образом, русскому дворянству было отказано в роли равноправного участника избрания главы государства.

Московские переговоры завершились 1 марта 1602 г. подписанием договора о двадцатилетнем перемирии.

Русское правительство не добилось благоприятного решения балтийского вопроса, но его усилия все же принесли плоды. На всех границах государства воцарился мир. Система договоров с соседями должна была гарантировать России длительную передышку. Однако мирная система, старательно воздвигнутая Борисом, очень скоро обнаружила свою непрочность.

Глава 10 Самозванчеекая интрига

Самозванчество расцвело в России пышным цветом после появления Лжедмитрия I. Под личиной царевича скрывался, по преданию, московский сын боярский Гришка Отрепьев. Предание вызвало споры в историографии¹.

Вопрос о личности Лжедмитрия I, писал С. Ф. Платонов, не поддается решению. Нельзя считать, что самозванцем был Отрепьев, но нельзя также утверждать, что Отрепьев им не мог быть: истина от нас пока скрыта, — в таких словах Платонов подвел итог своим многолетним разысканиям по истории Смуты². Столь же осторожной точки зрения придерживался и другой замечательный историк В. О. Ключевский. Личность неведомого самозванца, писал он, доселе остается загадочной, несмотря на все усилия ученых разгадать ее; трудно сказать, был ли то Отрепьев или кто-то другой, что, впрочем, менее вероятно. Анализируя ход Смуты, В. О. Ключевский с полным основанием заключил, что дело было не в личности лжецаревича, а в роли, им сыгранной, и в исторических условиях, которые сообщили самозванческой интриге страшную разрушительную силу³.

Последующие историки сосредоточили внимание на остром общественном кризисе начала XVII в., породившем самозванство. В Лжедмитрии стали видеть крестьянского царя, его успехи связывали с волной крестьянского движения или, во всяком случае, с появлением в крестьянской среде утопической веры в «доброго» монарха, наивным монархизмом русских крестьян⁴.

Кровавая борьба с боярством, церковная проповедь, окружавшая престол ореолом святости, ухудшение жизни крестьян — все это благоприятствовало рождению легенды о добром царе-избавителе. Героем легенды стал царевич Дмитрий — сын природного государя Ивана Грозного, прославившегося непримиримой борьбой с лихими боярами⁵.