Царь Борис и Дмитрий Самозванец

Выступление дворянских заговорщиков под Кромами привело в действие, по существу, тот же самый механизм, который позволил сторонникам Лжедмитрия поднять мятеж и одержать победу в Путивле и других южных крепостях. В событиях под Кромами новым было то, что против годуновской династии впервые выступили «всем городом» дворяне и дети боярские крупных уездов, таких как Рязань и Тула, а также Кашира и Алексин. Наряду с провинциальными детьми боярскими, службу в этих городах несли «большие дворяне» из состава Государева двора. Раскол двора имел роковые последствия для земской выборной династии.

Глава 18 Триумфальное шествие

Главные вожди переворота не спешили на поклон к самозванцу. Располагая многотысячной армией, они имели все основания считать себя господами положения. Самозванец сознавал это и сделал все, чтобы не попасть в западню. Как отметил С. Борша, в походе на Москву «царевич», не доверяя «тому войску (бояр Голицыных и Басманова. — Р. С.), приказывал ставить его в полумиле от себя, иногда на расстоянии мили, около царевича при остановках и в пути до самой столицы были мы — поляки; ночью мы ставили караул по 100 человек» ¹.

Настроения в лагере под Кромами были неопределенными и изменчивыми. В первый день в лагере толковали, будто «царевич» находится совсем близко: то ли в Курске, то ли в Рыльске. Затем узнали, что он еще не покинул Путивля. Через несколько дней в лагере произошло брожение. Многие говорили, что «Дмитрий» бежал в Польшу, что он «не истинный [Дмитрий], злой дух, смутивший всю землю». После пира наступило похмелье. Многие ратники не скрывали сожаления о том, что им не удалось уйти из лагеря в Москву. Трудно сказать, от кого исходили неблагоприятные для самозванца слухи. Голицын и прочие бояре, унимая ратников, были во всяком случае весьма немногословны. «Дождитесь конца, — будто бы говорили они, — до тех пор молчите» ².

На пятый день после переворота в Путивль прибыл брат В. В. Голицына князь Иван. Он не имел думного чина и по своему положению в полках далеко уступал прочим руководителям заговора. С Голицыным прибыло несколько сот дворян, стольников и «всяких чинов людей», представлявших дворян разных «поветов» — уездов и городов ³.

В Путивле И. В. Голицын проявил крайнюю угодливость перед самозванцем, стремясь завоевать его доверие. Оправдывая свое предательство, он ссылался на двусмысленность присяги, данной им и другими воеводами царевичу Федору Годунову. Прежде и патриарх, и царь Борис неизменно называли «царевича» Отрепьевым. В присяге это имя вовсе не было названо. Если «царевич» — не Гришка, то почему он не может быть настоящим сыном царя Ивана Васильевича? Голицын клеймил Бориса Годунова самыми бранными словами, клялся в вечной верности прирожденному государю и умолял немедленно идти в Москву и занять престол ⁴.

Отрепьев, как видно, не слишком доверял словам Голицына и принял все меры предосторожности, прежде чем выехать в Кромы. Через несколько дней после переворота он прислал в русский лагерь посланца князя Б. М. Лыкова, который привел к присяге полки и объявил милостивый указ «царя Дмитрия». Отрепьев сделал то, чего ждали от него уставшие ратники. Он приказал немедленно распустить на отдых (на три-четыре недели) всех дворян и детей боярских, у которых были земли «по эту сторону от Москвы» ⁵. Иначе говоря, роспуску подлежали, прежде всего, дворяне из заокских городов Рязани, Тулы, Алексина, Каширы и пр. Именно эти дворяне были главной опорой заговора в полках.

Лжедмитрий распустил из лагеря также многих стрельцов и казаков, что имело самые губительные последствия для Годуновых: «А стрельцов и казаков, приветчи х крестному целованью, отпустили по городом и от того в городех учинилась большая смута» ⁶.

Теперь господином положения был самозванец, не бояре-заговорщики, поскольку половина их армии была распущена по домам, оставшаяся — отправлена из лагеря на Орел и далее на Тулу ⁷. Названные города были заняты без всякого сопротивления, и их воеводы присягнули на верность Лжедмитрию.

Отрепьев покинул Путивль 16 мая 1605 г., на девятый день после мятежа. 19 мая он прибыл в лагерь под Кромами, где уже не было никаких войск. Сопровождавший самозванца капитан С. Борша утверждал, будто в войске у «царевича было 2 тыс. поляков копейщиков и могло быть около 10 тыс. русских». В своих записках Борша желал доказать, что именно поляки сыграли решающую роль в московском походе, и потому преувеличивал цифры. На самом деле силы Отрепьева были весьма невелики. При нем находилось не более 600–700 польских всадников, 800 донских казаков и некоторое количество других ратных людей. Я. Маржарет утверждал, что «царь Дмитрий» держал при себе поляков и казаков и лишь «немного» русских, так что общая численность его войск не превышала 2 тыс. человек ⁸.