Если Хилбуд остался жив после жестокой битвы со славянами, в которой пали многие ромеи, то он принял решение не возвращаться ни в Империю, ни на родину, а, удержав при себе оставшихся в живых соотечественников, поселиться на левом берегу в низовьях Дуная. Дальнейшие события известны из рассказа летописца Нестора. «Идущю же ему опять (назад из Византии), приде к Дунаеви, и възлюби место, и сруби градок мал, и хотяше сести с родом своим (значит, служили Империи вместе с Хилбудом и члены его рода), и не даша ему ту близь живущии» (славяне, они знали, с кем имеют дело – Хилбуд воевал против них). Кий, по Нестору, вернулся «в свой град» – Киев. Но через 300 лет, в 864 году, киевские потомки трёх братьев уже не знали ничего определённого о судьбе своих предков, и на вопрос Аскольда и Дира: «Чий се градок?». Отвечали: «Была суть 3 братья, Кий, Щек, Хорив, иже сделаша градоко сь, и изгибоша („исчезли, пропали“) [6, 136, 349. – 6, 218], и мы седим, род их…»
Очевидно, что теперь необходимо принять решение относительно тождества Кия и Хилбуда. Нам как раз с руки содержание формулы Литаврина о предположении Рыбакова по поводу славянства Хилбуда. Но Рыбаков высказывал предположение и о тождестве Кия и Хилбуда. Поэтому мы в завершение нашей зарисовки, пользуясь отчасти словами Литаврина, принимаем такое решение: славянство Хилбуда и его тождество с Кием – «скорее закономерно, чем произвольно».
Не всё гладко, однако, и с «лингвофричеством» Рыбакова, русский язык, а с ним и греческий – на его стороне. При рассмотрении белорусского праздника «Комоедицы», отмечаемого в день весеннего равноденствия, 24 марта, он предложил простое и смелое решение: Комоедицы – праздник медведя. По-гречески комос – медведь. Но у его оппонентов мелькнула мысль: по-гречески «медведь» – арктур, откуда Рыбаков взял, что комос – медведь? Но русский язык и греческий снимают обвинение с Рыбакова. На Руси бурому медведю дано много бранных и почётных кличек: косматый, космач, мохнач, Михайло Иваныч Топтыгин
Далее надо взглянуть на это дело со стороны события во время моей встречи с Борисом Александровичем у него дома в 1993 году. Я пришёл к нему с моим первым вариантом перевода «Слова о полку Игореве» и комментарием к нему. А произошло вот что. Представьте себе, я начинаю раздеваться, снимаю плащ, хозяин рядом, а его небольшая пёстрая собачка с большими вислыми ушами притаскивает мне из какого-то дальнего угла старый стоптанный тапок и кладёт у ног. И что?! Мне это ни к чему. Но Борис Александрович пристальнее и с возросшим интересом взглянул на меня. А когда я был готов пройти в комнату и сделал первый шаг, то увидел, что это домашнее животное тащит из-под дивана в мою сторону яблоко в зубах. Борис Александрович был озадачен и пояснил: это вам подарок. И с ещё большим удивлением добавил: вы первый гость, которого она так встречает. Я не разделял и не разделяю версию учёного о необходимости перестановки текста в одном месте памятника, потому, будто бы, что листы подлинника были перепутаны. Косвенным образом обнаружился и вопрос, есть ли у меня свежие идеи, подтверждающие его разыскания. Их не было. Дело стало клониться не в мою пользу. В этот момент его собака подошла ко мне и положила свою голову мне на левую голень. Состояние хозяина оставалось значительным, но озадаченным и ещё менее объяснимым. Он спросил, есть ли у меня его книга «Язычество Древней Руси». Ответил, что видел, но не купил, иначе сбились бы плановые расходы в тот день. Он встал и попытался найти на верхней полке книжного шкафа экземпляр книги для меня. Но не нашёл. Оказалось, что он уже все их раздал. Я стал собираться, ему тоже нужно было выйти с собакой. Когда уходил я от подъезда, почему-то оглянулся. Он и собака смотрели мне вслед. Сейчас думаю: в чём дело? Вспоминаю слова Гегеля по ходу его мысли о качествах людей. У него сказано, что главное в человеке – голос, по голосу можно сразу определить человека. А может, собака предвидела к тому же мою апологию Хозяина?
1.
2.
3.