— Почему? — требовательно спросил Арис. — Ты ведь не будешь переживать, если завтра он отравится каким-нибудь деликатесом?
— Не буду, пусть себе травится. Главное, чтобы это не имело ничего общего со мной.
Арис смотрел на него, подозрительно прищурившись.
— Кажется, тебе не все равно, если он отравится, — заметил он.
Костин со вздохом признал этот очевидный факт.
— Если бы он подавился костью и волей божию помер, я бы не переживал. Но я не могу… Наверное, я сейчас похож на старого ханжу Софокла, но я не могу стоять в стороне и смотреть, как его убивают. Я никогда не хотел иметь ничего общего с такими людьми, Арис. Я хотел быть солдатом.
— А еще ты мечтал стать когда-нибудь капитаном гвардии, — напомнил Арис.
— Уже что-то не хочется. Это было до того, как я попал в это осиное гнездо.
— И чего же ты хочешь теперь?
— Вернуть себе хоть каплю самоуважения. Вот вся моя цель. Я расскажу ему о Сузе, расскажу о Сеане и, может быть, с благословения богов, меня сошлют в какую-нибудь колонию не самого строгого режима где-нибудь во Фракии.
— Слышал я об этой Фракии. Только ее чаще называют Сракией, позволь напомнить.
Твердо решив поговорить с царем, Костис приготовился ждать подходящего случая. Он не посмел заговорить на утренней тренировке на следующий день. Вокруг было слишком много людей, и его могли услышать. Он собирался дождаться, когда царь отпустит своих придворных. Он уже даже начал волноваться, что царь выгонит его вместе с остальными слугами, когда пожелает снова запереться в одиночестве. Кроме того, при завоевании Эрондитеса-младшего царь, кажется, нашел новый способ восстановления душевного равновесия. Между уроками и аудиенциями он иногда выходил в сад. В дни, когда царь находил свободное время в своем расписании, сады пустели. Он мог приказать охранникам занять места в ключевых точках и прогуливаться между ними в одиночестве.
Каждый день Костис уговаривал себя заговорить с царем на утренней тренировке, но потом отступал в нерешительности. Как он сказал Арису, это было не место для личных бесед. Он мог попросить царя о разговоре наедине, но после своей последней попытки знал, что Евгенидис не захочет пойти ему навстречу. Наоборот, он может в один миг превратить всю сцену в фарс и привлечь внимание всех находящихся в зоне слышимости, заодно оповестив и Сеана. Костис ждал.
Орнон тоже ждал и беспокоился. Релиус пал. Управление архивов пребывало в смятении. Царь с трудом согласился поговорить с баронами. Он все дальше и дальше отдалялся от государственных дел. Он редко разговаривал с царицей в присутствии посторонних, хотя Орнону сообщали, что он все еще целует ее после завтрака.
— Ваше Величество.
Сеану пришлось обратиться к царю дважды, чтобы наконец привлечь его мысли к тому, что придворный держал в руках.
— Что?
— Мне очень жаль, Ваше Величество, но на синем поясе, кажется, обнаружились чернильные пятна.
— Ничего, — сказал царь. — Принеси мне…
Принести ему что? Подумал Костис. Если у царя сдадут нервы, и он скажет: «Принеси любой пояс», слуги выберут и принесут то, что совершенно не подойдет к его платью ни по стилю, ни по цвету. Если он попросит что-то конкретное, то ему в очередной раз скажут, что пояс испачкан или отдан в чистку. Это могло продолжаться все утро, но царь куда-то торопился. Слуги стояли вокруг, демонстрируя абсолютное внимание, а Сеан прямо-таки излучал самодовольство.
— Принесите мне все чистые пояса, — устало сказал царь. — Я выберу сам.
Это было решение. Царь казался утомленным и совсем не торжествующим. Слуги выругались про себя, прикидывая, сколько раз им придется носиться туда-сюда в гардероб и обратно, и приступили к делу. Вскоре кровать и все кресла были покрыты коллекцией царских поясов.
Наконец царь был одет и готов идти. Он со всей свитой двинулся по направлении к храму Гефестии. Сегодня не ожидалось ни утренней тренировки, ни завтрака с царицей. Это был первый случай, когда царь решил посетить новый храм, еще находящийся в стадии строительства. Когда Евгенидис в последний раз обращался к Великой Богине, она перебила все стекла во дворце. Костис считал, что буря в тот день могла оказаться случайным совпадением, но он был человеком осторожным и надеялся, что сегодняшний визит не вызовет таких последствий.
Они вышли из дворца через ворота возле конюшен и поднялись к Священному Пути пешком. Новый храм Гефестии возводили на останках старого Мегарона. Царь с царицей принесли свои брачные клятвы здесь у временного алтаря. С тех пор на укрепленном фундаменте были возведены стены нового наоса,[6] на период строительства перекрытые камышом. Остальная часть фундамента была освобождена от мусора, как и часть полов, кое-где сохранивших остатки мозаичных узоров. Выпавшие из древних стен камни были сложены кучами, чтобы позднее быть использованы для усиления фундамента под колоннами. Царь решительно продвигался мимо каменных столбов, направляясь к дверям наоса и стоящим там жрицам.
— Здесь вы должны остановиться, Ваше Величество.
— Мне нужен ответ Великой Богини, я пришел поговорить с ее Пифией.