Цапля ловит рыбу

Тем не менее Талгат относился к обоим с удивительным тактом, если не сказать, с обожанием. Было даже стыдно смотреть, как режиссер унижается перед ними. Абай и Мирза очень скоро раскрыли свои «идейные» позиции, которые сводились к следующему: «Долой стыд! Свободу половых отношений! Ни совести, ни морали». При этом они ссылались на какие-то философские учения. Первыми садились к столу, могли все съесть сами. Талгат называл их «людьми космоса» и «святыми», в действительности они были распущены, грубы, неопрятны. Особенно Мирза. Говорил по-русски мало. В основном «Дай рубль…». Абай «учил»: «Надо жить, как хочется, делай что хочешь».

Талгат их содержал, даже повздорил из-за них с женой. Он говорил, что они помогают ему и ей освободиться от комплексов, стать полноценными людьми. Абай, мне казалось, издевался над Нигматулиным, делал все, чтобы вывести его из себя и, как я считаю, глубоко завидовал его актерской известности, положению постановщика. Когда я говорила Талгату об этом, он не соглашался, сказал, что Абай помогает ему стать волевым, сильным, содействует его творческому росту.

Надо сказать, что Нигматулин не был удовлетворен своей прошлой работой в кино, когда его считали нетипажным для местного кино и он годами находился в простое или снимался в ролях простых, одноплановых, требовавших в основном его мастерства каратиста, чемпиона республики. С помощью Абая и Мирзы Талгат как режиссер хотел сделать тонкую психологическую картину, но не получилось. Абай и Мирза жили за его счет, пьянствовали, делали циничные предложения женщинам, появлялись на съемке нагишом. Если бы не отношение к ним Талгата, их давно бы посадили. А здесь относились к ним как к безобидным дурачкам…

Потерпевший М-с В. М., физик.

Какие взаимоотношения сложились у вас с Абаем со времени вашего первого знакомства в доме Пестрецова и чем объяснить происшедшую метаморфозу?

— В начале нашего знакомства с Абаем Борубаевым мы с женой больше слушали, нежели говорили. Моя жена как биолог также интересуется взаимовлиянием биологических объектов друг на друга. Поэтому мне показалось, что мы все трое обрадовались этому знакомству. Скорее всего так и было. Я надеялся с помощью Абая проникнуть в суть восточной философии, овладеть секретами психорегуляции, на которые без наставника — Учителя — могли уйти годы. Абай же, как я понял, увидел во мне человека, уважаемого в своем кругу, который может стать распространителем его взглядов в регионе, в данном случае в Вильнюсе. Поэтому он был особенно предупредительным ко мне и моей жене, пригласил нас на конференцию в НИИ востоковедения, несколько раз звонил нам в Вильнюс.

О чем он говорил вам по телефону?

— Вообще ни о чем, говорил, что пытается чего-то достичь в области психорегуляции. Был довольно ироничен к себе, абсолютно скромен.

Так было не всегда?

— К сожалению, нет. Примерно год назад я стал замечать у него жажду власти, стремление вести себя как император. Он стал демонстративно навязывать свою волю. Выходил из себя по малейшему поводу, если кто-то позволял себе с ним не соглашаться. Даже в мелочах требовал, чтобы его слово было последним. Формировалось что-то вроде секты Абая. Было и другое нововведение: «Нечего приезжать без денег!..»

Какие события этому предшествовали?

— Наш приезд в Киргизию, в Карасу. К нашему с женой приезду в доме уже находилось много людей, рьяных поклонников Абая. Разговор на научные темы в таком коллективе не получался, да Абаю и не о чем было говорить. Иногда он изрекал какие-то истины. Мирза в основном занимался пловом. Я всегда смотрел на него как на народного умельца вроде Насреддина. Кроме того, его явно интересовал слабый пол. От Абая не укрылось мое разочарование.

Как протекала жизнь в доме, когда вы находились там?

— Мы были всего два дня. У меня и у жены осталось такое впечатление, словно все, кто там находился, ждали какого-то чуда. Но чуда не было. Подолгу сидели вечерами молча, погруженные в себя. Говорили мало.

Платили ли вы какие-либо деньги Абаю или Мирзе во время проживания в Карасу?