— Да, оно самое, — Уиллет сокрушенно развел руками. Задумался, и с интересом посмотрел на гостью. — Скажите, Елена, а как бы вы поступили, случись подобное с вашим отцом?
— Ну, раз убийцу покарали, — усмехнулась женщина, — то нашла бы заказчика, и…
— Можете не продолжать, — улыбнулся Седрик. — Вот и Миша нашел. Правда, он поздно сообразил, что его просто заманивают таким жестоким способом, однако… Я не знаю, что он сделал с Барухом, но тот умирал в мучениях, и очень-очень долго.
— Сэр, — вскинула бровки Елена, — неужели вы замыслили еще одну невыполнимую миссию?
— Замыслил, — вздохнул Уиллет, и повел рукой: — Нет, никаких эксфильтраций с ликвидациями! Всё, время упущено. Да, я хотел порасспрашивать Миху о грядущем, чтобы скорректировать свои действия, но за минувшие четыре года его «послезнание» утратило значение, ибо изменилась реальность, поддавшись Михиным воздействиям. Просто мы не осознаем перемен, они кажутся нам единственно сущими, и лишь сам предиктор в курсе, насколько другим стал мир…
— Не понимаю, — нахмурилась женщина, пожав плечами. — Ну, да, изменился. И что? Пускай глянет в свой хрустальный шар, да и напророчит, что станется с измененным миром!
— Пророчества невозможны физически — слишком много надо учесть случайностей и взаимодействий между случайностями, — серьезно сказал Седрик. — А Миха вовсе не предсказывал будущее — он его знал.
— Тогда… — Елена задумчиво поводила пальцем по нижней губе. — Знать будущее может лишь тот, для кого оно стало прошлым… Так он… Он что, оттуда?
— Оттуда, — с мягкой улыбкой кивнул Уиллет. — Но, прежде чем мы перейдем к делу, я должен услышать ваше согласие.
— Сэр, — Ливен с укором глянула на Седрика, — если я здесь, значит, я согласна.
— Меня это радует, — тон хозяина вновь стал серьезным, — но я спрашиваю не из понятного желания поболтать с хорошенькой женщиной. Просто хочется пожить. Желательно, подольше. Вы не представляете, какая толпа народу жаждет меня распять, расстрелять, растерзать… Им же не объяснишь, что война во Вьетнаме или свержение Альенде полезны для нашего вида! Да и не поймут. Вот и соблюдаю меры… Три спутника по очереди наблюдают за моим домом. По тревоге перекроют все дороги к поместью, в воздух поднимутся истребители с вертолетами, разверзнутся холмы, прячущие зенитные ракеты… Но главное-то люди. И мне, как киношному злодею, вроде Блофельда или Фантомаса, нужно самому подбирать ближний круг. Сиборн, мой дворецкий, зарабатывает миллионы фунтов в год — я покупаю его лояльность, чтобы из жадности или бедности он не продался дороже. Таков пряник…
— А если все же предаст, то узнает на своей шкуре, как стегает кнут, — с милой улыбкой договорила Елена. — Я согласна, сэр. И я чертовски застоялась за эти годы! Мелкие цэрэушные акции — не в счет.
— Карашо, — с жутким акцентом выговорил «координатор». — Вы приняты. А теперь к делу. Операция, которую я поручу лично вам, называется поэтично: «Черный свет», а закрутится она вокруг всё того же Михи, нашего злого гения! Ныне он ученый со степенью в секретном институте. Причем, в этом «ящике», как говорят русские, реализуется его же идея — ускоритель тахионов. Нутром чую, как же он важен, этот ускоритель, но для чего он, и что это такое, вообще, мы и не знаем толком. Добыть чертежи я поручил ЦРУ, но пока что «суперагенты» с аппетитом жуют ту дезинформацию, которую им скармливают русские… — Уиллет встал, и прошелся к окну. — Как вы будете действовать, Елена, вместе с ними или отдельно, выбирайте сами, — проговорил он, не оборачиваясь. — Считайте, что вы — «двойной нуль», и лицензия на убийство у вас на руках! Агент… м-м…
— Ноль-ноль пять, — с улыбкой подсказала Ливен.
Глава 14
Спецназовцы особо не светились и, проходя по коридору, вполне можно было представить, что всё как прежде, без перемен. Но вот из аналитического выглянул, воровато озираясь, зашуганный Корнеев в бронежилете, накинутом на белый халат, и сразу будто фокус навёлся — это не игра «Зарница», а операция «Метель».
Войдя в пределы лаборатории, я раздраженно скинул «броник» — сюда особист не заглядывает, и не станет нудить про нарушение режима.
Перед отъездом Иванов и меня обрядил в пуленепробиваемое изделие на советском кевларе — то ли терлоне, то ли вниивлоне, я уже не стал разбираться. Жилет был легкий, но многослойный, отчего малость сковывал движения. Поэтому я, как всякий недисциплинированный штатский, брал данное «средство индивидуальной бронезащиты» обеими руками и, вот так вот, аккуратненько, вешал на спинку стула. А сам шел туда, куда мне было надо.
Соблюдая ТБ, я повесил на пульт строгую табличку: «Не включать! Идут регламентные работы!»
Подумал, и снял халат. Потому что мешает!
Правда, с ПСМ я не расставался — отделанная пластиком рукоятка выглядывала из-за пояса, подавливая на живот. Стесняла, конечно; особенно, когда сидишь в буфете, и насыщаешься. Зато оружие успокаивало, как погремушка — младенца.