Ц-7

– Прелесть какая… – растерянно толкнулось из меня. – Мам, завидую папе! И Настиному жениху завидую. И даже себе самому!

Грации дружно зарделись.

– Нету у меня никого… – сбивчиво парировала сестричка, отводя глаза.

– Будут! – заверил я ее.

* * *

– …Пан Владек! – вскричала пани Моника, спускаясь в кабачок. – Вот вы-то мне и нужны. Скажите, вы когда-нибудь охотились на дичь? На всяких, там, уток, курей…

– На кур охотится Тереза, – заносчиво ответил пан Владек. – В мясном отделе гастронома! – он приосанился. – Но… Да-а! Любой мужчина – охотник. Добытчик! Это у нас в крови…

– Тетерев – слышала про такого… – допытывалась пани Моника. – А что за птица – трамблёр? – она выговорила слово на французский лад.

Брови у ее визави полезли вверх, сминая морщины на лбу.

– Т-трамблёр?

– Да-да! Своими ушами слышала, как пан Юрек сказал: «Трамблёр полетел!»…

…В «Кабачке 13 стульев» встречали Новый год. А мы провожали старый. Зеленоград за окнами гулял всё шире – веселые крики, визги, смех заносило в форточку сквозняком. Зеленые и красные отсветы шипящих ракет дрожали на тюлевых занавесках, словно резонируя крикам «Ура!»

– Папа приедет седьмого или восьмого, – проговорила мама, накладывая «оливье». – За Настей! У меня-то сессия, а ей же в школу… Побудет с нами денек, и опять на свой «Совинтель»! Селедочки под шубой положить?

– Немножко.

Воистину, у всех мам одно желание – закармливать своих детей, обеспечивая привес!

– Если «немножко» – это полтарелки, – захмыкал я, – то что такое «много»?

– Тазик! – хихикнула Настя.

– Кушай, кушай, Мишенька! – сказала родительница с показной строгостью. – И наливай!

– Слушаюсь!

Под Новый год выбросили «Мартини». Бывалые выпивохи пренебрегали дороговатым вермутом: «Градус не тот!», а я взял пару бутылочек. Если «Мартини» разбавить фифти-фифти греческим апельсиновым соком «Джолд дропс», получается очень даже ничего – у семеечки моей глазки заблестели после второго бокала.

– Хороший был год… – затянула мама, и мои зрачки пересеклись с неожиданно трезвым взглядом. – Миша, ты счастлив?

– Очень, – признался я.

Мамины и Ритины глаза одинаково повлажнели.

– Так… – на секундочку задумалась Гарина-младшая. – Тогда не будем Мишеньку поздравлять с новым счастьем!

Смех завихрился над столом, загулял по комнате, оседая в душе легким приятством.

Внезапно очаровательная Каролинка, выпевавшая голосом Мирей Матье, пропала с экрана, заместившись картиной ночного Кремля. На фоне елей и Спасской башни стоял Брежнев.

– Дорогие соотечественники! – глуховато, но весьма четко выговорил Леонид Ильич. – Дорогие товарищи и друзья! Идут последние минуты тысяча девятьсот семьдесят седьмого года. Советский народ провожает его с осознанием свершившихся перемен и уверенностью в светлом, лучшем будущем. Прошедший год дал старт небывалым процессам развития не только народного хозяйства, но и всего советского общества, коммунистической партии и государства. Приняв новую Конституцию СССР, мы укрепили нашу великую, многонациональную страну, и сделали очередной шаг по пути углубления социалистической демократии. В новом году советский народ впервые проголосует на выборах первых секретарей обкомов и крайкомов. Проголосует за тех кандидатов, кому доверяет, кого уважает. Товарищи! Именно в этот день, последний день уходящего года, хочу представить вам первого Президента СССР Юрия Владимировича Андропова!

– Ого-го! – воскликнула мама. – Вот это ничего себе!

В фокусе камеры показался Ю Вэ. Он, как и Брежнев, стоял без шапки, но в пальто, тщательно укутав шею шарфом. Блеснули знакомые очки…

– Дорогие товарищи! – сдержанно выговорил Андропов.

– Волнуется… – обронила Рита.

Я улыбнулся – знать, не одному мне спокойствие Ю Вэ показалось деланным.