Trust your eyes

Томасу действительно нравилась еда из «Кентукки фрайд чикен», вот только брат никогда ничего не заказывал оттуда на дом. Прежде куриными крылышками его мог побаловать отец. Но вот с Леном Прентисом он не хотел ехать даже туда. Им стал овладевать почти нестерпимый зуд, словно крошечные жучки ползали у него под кожей. Дыхание участилось. Томас, вероятно, мог бы ненадолго уехать из дома с кем-то, кому доверял. Но не с Леном Прентисом.

Да и отец, если разобраться, не очень любил Лена. Они действительно считались приятелями. Нередко проводили время вместе, смотрели по телевизору какой-нибудь матч или пили пиво в баре. Но каждый раз, когда папа возвращался домой после встречи с Леном, он бросал реплику вроде: «Боже, как же этот тип порой меня раздражает!»

Лен протянул руку и схватил Томаса за предплечье. Не грубо, но крепко.

— Поехали со мной, дружище! Давай повеселимся.

Томас резко выдернул руку, однако вложил в движение чрезмерное усилие. Его ладонь взлетела вверх и прошлась по щеке Прентиса. Лен замер в изумлении, а потом сказал, потирая лицо:

— А вот это, Томас, ты сделал напрасно.

30

Льюису Блокеру тоже в эти дни спалось неважно.

Эллисон Фитч залегла на дно, и невозможность узнать, где она и что у нее на уме, тревожила Льюиса не меньше, чем Говарда Таллимана. Ведь стоило ей решиться на явку с повинной в любой полицейский участок и рассказать то, о чем она знала, и это означало бы полный крах. Все было бы кончено для Говарда, все было бы кончено для Морриса, и, разумеется, все было бы кончено для него — Льюиса Блокера.

Те немалые усилия, что они с Говардом предприняли, чтобы разгрести «колоссальную кучу дерьма», в какую, по определению самого Таллимана, ухитрились угодить, пойдут прахом в один момент, если Эллисон Фитч надоест бесконечно скрываться. Как только она даст показания об убийстве, свидетельницей которого была, признается в попытке шантажа, передаст содержание разговора с Говардом — и, как говорил один его приятель, все дерьмо моментально попадет в лопасти вентилятора.

Необходимо было предотвратить подобное развитие событий. И они вроде бы сделали все от них зависящее. Прежде всего Льюис отправил Николь в Огайо, чтобы постоянно держать под наблюдением дом матери Эллисон. Он полагал, что наступит момент, когда девица непременно захочет выйти с ней на связь. Разве не естественно для оказавшейся в беде дочери искать помощи и совета у родной матушки? И какую дочь не будут терзать муки совести при мысли, что мать в отчаянии горюет, не ведая, что случилось с ее любимой девочкой? Однажды она наверняка не сможет преодолеть жгучего желания развеять страхи матери.

Однако Льюис оставил Николь в деле только после долгих колебаний. Совершить такую непростительную оплошность! От его прежней безграничной веры в Николь не осталось и следа. Более того, первым порывом Льюиса было заставить ее головой заплатить за ошибку. Остановило лишь то, что как раз сейчас ему необходима была любая помощь, а Николь, снедаемая чувством вины, заверила, что готова на все, лишь бы загладить ее. И Льюис решил отложить разборку с ней до лучших времен.

Он посчитал также необходимым взять под контроль квартиру, где прежде жила Фитч. Он, разумеется, не ждал, что она сама вдруг туда вернется. Зато там в какой-то момент мог объявиться некто хорошо ее знавший. Например, подруга или приятель заглянут, чтобы поболтать. А еще лучше будет, как надеялся Льюис, если Эллисон сама пришлет туда кого-то из своих знакомых, чтобы разнюхать обстановку.

Впрочем, любой самый неожиданный посетитель помог бы пролить свет на нынешнее местонахождение Эллисон Фитч. Разумеется, Льюис не мог поставить в холле своего шпиона, чтобы вести слежку двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Это бросалось бы в глаза. И хотя под видом родственника одной из девушек он лично переговорил с управляющим и оплатил аренду квартиры на несколько месяцев вперед, у него попросту не было свободного человека, который мог бы поселиться в квартире и дожидаться посетителей. Первый месяц Льюис прожил в квартире сам, но за все это время в дверь постучал только один человек — юнец, разносивший рекламные листовки расположенного ниже вдоль улицы итальянского ресторана.

Но даже это не поколебало его уверенности, что однажды на пороге квартиры может появиться интересный для них человек. И в таком случае Льюис хотел иметь возможность посмотреть, кто это.