Иван прочел письмо до конца, медленно свернул его и сказал:
– Ну, что ты скажешь, дядя Елизар? Брат в Питер зовет и хорошее дело сулит.
Елизар был мужик степенный и рассудительный, и потому племянник ждал от него справедливого ответа.
– Не знаю, как тебе сказать… – произнес старик, немного подумав. – Тебе там и делать, по-моему, нечего.
– Таки нечего! Гляди, какое там мне богатое место брат дает.
– Да ты сам посуди, племянничек, что тебя заставляет ехать туда? Тут ты живешь, слава Тебе Господи, в достатке, сахарный кусок ешь, среди мужиков богатым считаешься, а там что? Соблазн только один, и больше ничего! Ну ладно, место хорошее, доходное, да на это место еще и потрафить надо суметь: не потрафлять хозяину, гляди, и взашей прогонят, ищи опосля этого другого. Брат!
Брат! – передразнил Елизар, – да нетто ему ты будешь служить, а не хозяину, который его же, Матюшку, в прислужающих держит? По-моему, как ты себе хочешь, твое дело, как хочешь, а в Питер ехать я тебе не советовал бы… Здесь ты сам хозяин, и нечего тебе в батраки идти и за богатыми доходами гоняться. Худое хозяйство, да свое!
Бабушка Иринья слушала все это, отирая слезы концом своего платка.
– И последнего сынка взять у меня хотят! – говорила она. – Видно, умереть мне придется одинокой, вас обоих не видаючи…
– Э, полно, маменька! – успокаивал ее Иван. – Мало ли у нас родителей оставляют и на заработки ездят, почитай чуть ли не половина села.
– Да те волей-неволей поехали, – сказал Елизар, – потому что беднота. А будь у них твои достатки, не выгнать бы их отсюда! Эх, Ваня, брось ты все это!
– Что касается до меня, – заявила Марьюшка, – что хочешь делай со мною, а в Питер я не поеду!
Тем и кончился этот разговор.
Прошло после этого много дней, Иван Дементьев работал без устали и в будни, и в праздники и не переставал помышлять о Петербурге.
Какая громадная разница между селом тем и огромным городом, где ему пришлось пожить с неделю в гостях у брата. Здесь – однообразие, тишина и бабьи сплетни и пересуды, там – кипучая жизнь и движение. Здесь – труд тяжелый от зари до зари, а там – легко и свободно. Он вспомнил про брата, разъевшегося мужика, одетого чисто, по-купечески, почти ничего не делающего и вечно сидящего то в трактире, то в портерной, в то время как за него работали нанятые им подручные. Они подметали улицу, чистили панели, носили охапки дров на шестой этаж, носили в участок паспорта на прописку, а Матвей только и делал, что получал доходы с огромного дома, толстел и жирел…
И такое место вдруг предлагают Ивану! Не безумье ли отказываться от такого счастья?
Подошла осень. Все полевые работы были уже закончены. Марьюшка стала замечать, что ее муженек чаще и чаще заглядывает в трактир, где останавливаются проезжие торговцы и скупщики всего что угодно.
Из них все больше бывалые люди: кто был в Москве, кто в Питере, кто в Одессе или Киеве.
Не прошел еще сентябрь, как Иван снова получил письмо от брата.
В этом письме Матвей задавал прямой вопрос, что называется, ребром, приедет ли Иван в Питер, или нет, иначе он передаст его место другому человеку, который дает двести рублей отступного. Совершенно ни в чем не нуждающийся Иван позавидовал питерскому вольготному житью, особенно наслышавшись рассказов от вышеупомянутых торговцев о том, что там, почти пальцем о палец не ударивши, можно умеючи нажить большие деньги, особенно если человек со смекалкой.
– Непременно поеду! – пришел к окончательному решению Иван и объявил об этом жене.