Труп на балетной сцене

Друзья Джульет и друзья Роба не были знакомы между собой, и она понятия не имела, что у молодых на подходе дитя. До рождения Джемаймы разведенной женщине удалось достигнуть душевного равновесия, но известие о появлении ребенка ввергло Джульет в период депрессии, почти такой же болезненной, как после разрыва с мужем. Через два года один общий знакомый передал, что Роб и Элиза тоже развелись, и Джульет решила, что бывший супруг и брак остались в далеком прошлом.

Но после второго развода Роб стал ей писать — все чаще и с возрастающим чувством. Сначала в письмах звучало раскаяние, потом послания стали трезвыми и рассудительными, а затем — тоскливыми. Но в конце концов сделались забавнее (и умнее). Роб как-никак работал в театре и умел развлечь. Джульет просила его не писать. Письма бывшего мужа смущали и расстраивали ее. Он держался месяц-другой, потом все началось опять. Роб умирал со скуки в Торонто. Он бы переехал в Нью-Йорк, но Элиза обосновалась в Канаде. Вернуться в Америку значило прекратить видеться с Джемаймой — по крайней мере до тех пор, пока он не начнет зарабатывать достаточно, чтобы часто летать туда и обратно. Роб, когда был несчастным, умел забавлять. Мог смешно вышучивать и Торонто, и всю Канаду. Джульет веселилась, читая его письма.

Но это оказалось особенно смешным. Она читала, и на глазах выступали слезы веселья и грусти. А в уме прикидывала короткий, взвешенный ответ, который собиралась отправить на следующий день. Потом открыла рукопись Тери, которая начиналась описанием жизни большой семьи в О-Клэр, штат Висконсин, в 1902 году. Продолжила чтение в постели. И с удовольствием обнаружила, что текст не так уж плох.

На следующее утро сэр Эдвард Райс выбрал секундантом своего племянника Райса Снида. Джульет дисциплинированно сидела за столом, подкрепляясь холодным чаем. Ее саму удивил подобный выбор. С другой стороны, ближайший друг Райса был дербиширским соседом лорда Морекамба (то есть соседом Морекамба по Дербиширу — Анжелика К.-Х. старалась придерживаться британского стиля). Естественно, сэр Эдвард не хотел ставить его в неловкое положение.

Обычно самыми трудными для Джульет были первые полчаса работы. Но когда она заставляла себя подойти к столу и выдерживала за ним какое-то время, вещи обретали собственный смысл и работа успешно катилась вперед. Расторопная Эймс успела обнаружить заметки по Хэмпстед-Хит, и, решив дело с секундантом, Джульет пару часов с удовольствием изучала границы земель, раздумывая, где бы рано утром первого апреля устроить дуэль, но так, чтобы поединок не мог заметить случайный взгляд. Она с трудом оторвалась от книги расходов на провизию паба «Джек Строус Касл»[21] за 1817 год и обнаружила, что в Нью-Йорке уже пятнадцать минут пятого. Поспешно схватила рукопись Тери Малоун (снабженную хвалебными и по большей части искренними замечаниями на желтом листочке) и поспешила к двери.

Приближалось открытие сезона, и Джульет ощущала, как все напряженнее и целеустремленнее шла работа в студии Янча. Смерть Антона Мора не была забыта, но поминальная церемония ослабила боль утраты и как-то отодвинула трагедию в прошлое, а живые трудились для будущего.

Опустив рукопись Тери в ее почтовый ящик за раздевалкой, Джульет шла по коридору и заглядывала в окошечки: в каждой репетиционной крутился хорошо отлаженный механизм — танцовщики повторяли партии, постановщики привычно подшучивали по поводу их постоянных ошибок, новые проекты начинали обретать форму. Даже в зале номер три начал выветриваться постоянно царивший там дух непрерывного аврала, хотя и спокойствия, которого добивалась Викторин, пока не было. Патрик поспешил к двери встретить Джульет, и хореограф продолжала без него. Ей не удалось заполучить Хейдена и Райдера с трех до четырех, объяснил шепотом помощник. Зато с часу до трех у нее были Электра, Лили и Харт, и они успели сильно продвинуться, репетируя четырех минутное па-де-труа «Люби ее, люби ее!». Теперь Рут снова работала с ними, рассчитывая до конца дня завершить эпизод. В шесть в зал должны были явиться все исполнители, а она собиралась прогнать все, что готово по второму акту.

— Как Лили? — шепотом поинтересовалась Джульет. — Что сказал врач?

В это время хореограф как раз работала с травмированной звездой и учила взмаху руки, чтобы казалось, будто та творит злую магию. Балерина внимательно слушала. Выглядела она, как обычно, сосредоточенной. Единственным напоминанием о вчерашнем несчастье был синяк на подбородке.

— Ничего особенного, — ответил Патрик. — Просто ушиб. С головой все в порядке.

— Слава Богу. — Джульет задержала взгляд на Лили, затем обвела глазами зал. Харт работал у станка, растягивал мышцы ног. В нескольких ярдах стояла необычайно притихшая Электра. Балерина уронила голову и неестественно сгорбилась. Вся заострившаяся, она хоть и не выглядела особенно исхудавшей, но производила впечатление очень несчастной. Джульет кивнула в ее сторону.

— Знаю, — отозвался Харт. — Видимо, что-то попало в желудок. Выглядит совсем больной.