Труп на балетной сцене

Гретчен с готовностью ответила, что почтет за честь немедленно или в самом ближайшем будущем направить детективу Лэндису любое количество ксерокопий. И Мюррей не сомневался, что она назовет в честь него своего первенца, отправит его самого хоть на Таити или окажет любую другую мелкую услугу, только бы он молчал о подробностях гибели Антона Мора в тряпочку. Мюррей позвонил ей после четырех. К тому времени пресса уже накинулась на историю с Мором, и, когда Лэндис возвратился в участок, его стол оказался завален сообщениями из пресс-службы полиции по поводу звонков корреспондентов различных изданий. А один пронырливый журналюга умудрился перехватить детектива у дома Мора после того, как он распрощался с Фейлзом. Мэннинг и ее служба придерживались версии несчастного случая, детали сообщили только родным, а дальше — на их усмотрение. Гретчен сказала, что звонила герру Генриху Мору, отцу Антона, и тот заверил студию, что с его стороны никакой утечки информации не будет. Янч надеялся, что к тому времени, когда факт смерти Мора станет достоянием общественности (что совершенно неизбежно), сенсаций не случится. Гретчен не сомневалась, что и сам детектив Лэндис считает, что так будет разумнее.

Мюррей познакомился с ней, когда несколько часов назад вернулся в студию, чтобы еще раз оглядеться. Тогда же он познакомился с Максом Девижаном, Грегом Флитвудом и другими. И решил, что Грег позер, но в целом человек ничего себе. А его письмо о «предумышленном инциденте» не что иное, как бюрократическая отписка, трюк, чтобы получить возможность заявить, что он кое-что попытался сделать. К тому же выяснилось, что Флитвуд так и не рассказал Антону о тальке, мол, не хотел выводить приму из равновесия. Надо было и в этом разобраться. Но Лэндису понравилась Мэннинг — за свою приверженность работе, хотя ему показалось, что в отношении прессы она чуточку оптимистичнее, чем нужно. Тип Девижана ему был прекрасно знаком — по опыту расследований в нескольких театрах и собственным занятиям искусством: хитрый, но задушевный, весь поддельный, но искренний, высший класс, но (поскольку постоянно клянчил деньги у спонсоров) с некоторым ощущением собственной ущербности. Кстати, сам Мюррей не считал зазорной профессией выбивание средств для искусства.

Шкафчик Мора не открыл следователям ничего нового. Еще немного нардила в пузырьке с фамилией врача. За час до обыска Лэндис уже знал, кто прописал лекарство, — женщина-психофармаколог, которую Антон посещал всего дважды. Она сообщила, кто его лечащий врач, направивший пациента к ней. Несколько минут назад Мюррей оставил на его автоответчике сообщение. Детектив хотел выяснить, кто совершил просчет и не сообщил пациенту о несовместимости препарата с наркотиками. По его мнению, должен был отвечать тот, кто выписывал рецепт, а там как знать. Америка есть Америка — любой может подать на каждого в суд, во всяком случае, попытаться.

Лэндис написал дневной рапорт, дал распоряжение, что отвечать на звонки журналистов, разделил список сотрудников студии Янча на четыре группы и отправился домой. Сообщения о смерти Мора не успели попасть в готовящиеся накануне вечером утренние выпуски таблоидов: танцовщик умер буквально несколькими минутами позднее. Мюррей вышел из метро на Бродвей под мелкий дождик, покосился на газетные стенды и представил завтрашние разухабистые заголовки: «Па-де-де со смертью» или «Последний пируэт звезды».

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

К досаде Джульет, прошло целых четыре дня, прежде чем Мюррей снова с ней связался.

Ее недовольство имело несколько причин. Во-первых, хотелось узнать, что выяснил детектив и удалось ли выяснить вообще что-нибудь. Во-вторых, после довольно дружеского общения у Янча она рассчитывала, что Мюррей начал воспринимать ее как помощницу. И наконец, Джульет надеялась, что он по крайней мере перестанет ее подозревать.

Хотя вежливый человек на его месте дал бы знать, что не может думать ни о чем другом, кроме ее неординарной красоты и магнетической личности.

Джульет, конечно, могла бы и сама позвонить, но что-то заставляло ее колебаться. И она с раздражением сознавала: причина в том, что она «девчонка». Девчонки первыми не звонят мальчишкам, это мальчишки должны звонить девчонкам. Древнее табу, вбитое еще в детстве ее няней Мэгги, не потеряло силы. На более сознательном уровне действовали иные запреты: его роль официального следователя и ее — свидетеля (если не подозреваемой). Поэтому право выбора оставалось за ним — общаться или нет.

И разве ему не о чем больше думать, кроме ее неординарной красоты?