Труп Гидеона (ЛП)

— Гидеон, ты готов поговорить? Или ты просто пытаешься отсрочить этот разговор с помощью вопросов о моем отце? Я не хочу навязываться тебе…

Он смущенно кивнул, попытавшись улыбнуться. Ему срочно требовалась еще одна порция алкоголя.

— Что ты! Давай поговорим…

— Мне неловко поднимать этот болезненный предмет разговора, но… ты ведь понимаешь, о чем я. Я говорю то, что думаю, такая уж я уродилась. Надеюсь, ты это уже понял.

— Да… — прохрипел он.

Она приблизилась.

— Я знаю, что твой диагноз может подтвердиться. И это пугает меня. Но я готова принять это. Вот, о чем я думала, вот, о чем хотела тебе рассказать. Я никогда прежде… не чувствовала к мужчине… ничего подобного.

Гидеон едва ли мог взглянуть на нее.

Девушка взяла его за руки.

— Жизнь коротка. Но даже если все правда, и у тебя есть всего год, давай сделаем этот год счастливым. Вместе. Ты и я. Ты хочешь этого? За этот год мы будем любить друг друга так, как люди не любят и за всю жизнь.

56

Фордис следовал за Миллардом через целое море столов и ширм, которые образовывали новый центр управления. Величественный рассвет уже осветил небо, но на переоборудованном складе воздух все еще был затхлым и спертым, и в нем не ощущалось ни следа утренней свежести.

«Миллард — прирожденный сотрудник крупной компании», — размышлял Фордис, — «всегда любезен, никогда не использует сарказм, тон его голоса всегда мягкий, и все же под этой личиной скрывается настоящий мудак». Какое там слово для этого используют немцы? «Schadenfreude», что в дословном переводе значит «злорадство». Миллард, следуя канонам этого слова, получает искреннее удовольствие от несчастий других. Воистину, это слово прекрасно его иллюстрирует! В момент, когда он позвонил с просьбой о встрече, Фордис уже догадался, о чем пойдет речь.

— Как вы себя чувствуете, агент Фордис? — спросил Миллард елейным голосом, пронизанным ложным сочувствием.

— Очень хорошо, сэр, — отозвался Фордис.

Миллард покачал головой.

— Ох, не знаю. Как по мне, вы выглядите уставшим. Очень уставшим, если быть честным, — он прищурился, рассматривая Фордиса, словно тот был экспонатом в витрине музея. — Итак, вот, о чем я хотел с вами поговорить. Вы работаете на износ.

— Не согласен с вами, сэр. Я действительно чувствую себя прекрасно.

Миллард снова покачал головой.

— Нет, нет, вы выглядите изнуренным. Я ценю ваш командный дух, но просто не могу позволить вам и дальше работать в таком режиме, — он замолчал и замер, словно приготовившись спустить курок. — Вам нужно взять отпуск.

— Вы уже сказали мне взять несколько выходных дней.

— Я говорю не о такой… как бы это сказать… короткой передышке. Я хочу, чтобы вы провели вне работы более длительное время, агент Фордис.

Вот он и услышать все, что ожидал.

— Больше времени вне работы? Зачем?

— Чтобы подзарядить свои батарейки. Восстановить надлежащее состояние.

— О каком долгом периоде мы говорим, уточните, пожалуйста.

Миллард пожал плечами.

— Пока трудно сказать.

Бессрочный отпуск. Вот, как это называется. Фордис понял, что этот отпуск начнется сразу же, как только он выйдет за дверь. Поэтому если он собирался что-нибудь предпринять, ему нужно было сделать это прямо сейчас. В их распоряжении остался всего один день.

— Новак нечист на руку, — обронил он.

Это заявление оказалось настолько неожиданным, что Миллард мгновенно замер.

— Новак?

— Новак. Глава службы безопасности технической зоны 33. Он нечист на руку. Возьмите его под стражу, допросите… сделайте все, что потребуется.

Последовало долгое молчание.

— Может, вы потрудитесь объяснить?

— Образ жизни Новака совершенно не соответствует его официальному достатку. Роскошные автомобили, большой дом, персидские ковры — и это при зарплате всего в сто десять тысяч в год. Его жена не работает, семейного состояния у него нет.

Миллард прищурился, глядя на собеседника.

— И почему вы считаете, что это важно?

— Потому что существует всего один человек, который был способен подбросить те электронные письма в почтовый ящик Кру, и это Новак.

— Откуда вы все это знаете?

Фордис глубоко вздохнул. Ему придется это сказать.

— Я опрашивал его.

Миллард слегка прищурился, не отводя взгляд.

— Мне это известно.

— Откуда?

— Новак подал жалобу. Вы заявились к нему домой после полуночи даже не получив официального разрешения. Не следовали протоколам допроса. Чего вы ожидали?

— У меня не было выбора. Вы же знаете, что у нас почти не осталось времени. Дело в том, что этот парень лгал следователям. Он сказал, что электронные письма невозможно подбросить. Но он забыл упомянуть, что он единственный, кто может это сделать.

Миллард одарил его долгим и испытующим взглядом. Губы его сжались в тонкую линию.

— Хотите сказать, что Новак подставил Кру? Ради денег?

— Я говорю лишь, что этот парень нечист на руку. Арестуйте его сейчас, допросите ублюдка…

Губы Милларда побелели, став почти незаметными. Казалось, кожа на его лице натянулась так, что могла вот-вот лопнуть.

— Вы переходите все границы, агент. Ваше поведение неприемлемо, а эти ваши требования недопустимы, если не сказать возмутительны.