— Вы были его наставником. Вы присутствовали, когда он читал «Шахаду», так называемое «Свидетельство веры»[29]. И вы утверждаете, что не замечали никаких признаков его растущего радикализма?
Повисло долгое молчание.
— Мне задают этот вопрос, наверное, уже в пятидесятый раз. Действительно ли я должен отвечать на него снова?
Фордис выбрал именно этот момент, чтобы вступить в разговор.
— У вас возникли трудности с ответом на этот конкретный вопрос?
Али повернулся и посмотрел на Фордиса.
— Да, в пятидесятый раз он уже вызывает затруднения. Но я все равно отвечу. Я не замечал никаких признаков радикализма. Напротив, казалось, что Чолкер не интересовался политическим исламом. Он был сосредоточен исключительно на своих отношениях с Богом.
— В это трудно поверить, — сказал Фордис. — У нас есть копии ваших проповедей. Там мы нашли критику в адрес правительства США, критику войны в Ираке и другие заявления политического характера. У нас есть и другие свидетельства касательно ваших антивоенных и антиправительственных высказываний.
Али взглянул на Гидеона.
— Вы выступаете за войну в Ираке? Вы одобряете политику правительства? — Ну...
— Здесь
— Мысль, которую я хочу донести, — сказал имам, — это то, что мои взгляды на войну ничем не отличаются от взглядов многих других верных американцев. И я
— А что насчет Чолкера?
— Видимо, он таковым не являлся. Это может шокировать вас, агент Фордис, но не все, кто против войны в Ираке, хотят взорвать Нью-Йорк.
Фордис покачал головой, а Али немного наклонился вперед.
— Агент Фордис, позвольте мне рассказать вам кое-что. Кое-что новое. Что я не рассказал другим. Хотите это услышать?
— Конечно, хочу.
— Когда мне было тридцать пять, я принял ислам. До этого я был Джозефом Карини, и я был водопроводчиком. Мой дедушка приехал сюда из Италии в 1930 году — пятнадцатилетний ребенок, одетый в лохмотья с долларом в кармане. Он совершил долгое путешествие сюда с Сицилии. В этой стране он всего добился сам, своими силами: устроился на работу, усердно работал, изучал язык, купил дом в Квинсе, женился и воспитал своих детей в хорошем, безопасном, рабочем классе. Для него это было раем по сравнению с коррупцией, нищетой и социальной несправедливостью Сицилии. Он
На этом он замолчал. В наступившей тишине крики и песнопения протестующих начали просачиваться сквозь стены.
— По крайней мере, до сих пор.
— Что могу сказать, это прекрасная патриотическая история, — отозвался Фордис, немного резким тоном, но Гидеон заметил, что небольшая проникновенная речь имама смогла выбить почву из-под ног агента.
Остальная часть интервью хромала и, в конце концов, завела в тупик. Имам настаивал на том, что в мечети не было никаких радикалов. Его паства в основном состояла из новообращенных, и практически все из них были американскими гражданами. Финансирование мечети и школы производилось на добровольных началах, Вся информация касательно этого уже была передана ФБР. Все благотворительные организации были зарегистрированы, и, опять же, все эти записи были предоставлены ФБР. Да, среди прихожан было несколько противников войн в Ираке и Афганистане, но, опять же, некоторые из его прихожан несли службу в Персидском заливе. Да, они преподавали арабский язык, но, в конце концов, это был язык Корана и он не подразумевал некой скрытой приверженности каким-то конкретным политическим взглядам или предрассудкам.
И на этом их время истекло.
26
Покидая мечеть и пробираясь сквозь толпы органов охраны правопорядка, Фордис молчал, заметно помрачнев после допроса имама. Наконец, когда они подошли к «Шевроле Субурбан», у него вырвалось:
— История этого парня выглядит хорошо. На мой взгляд, даже
Гидеон кивнул, соглашаясь с ним.
— Строит из себя настоящего Горацио Элджера[30]. Но, если он лжет, то он чертовски в этом хорош. К тому же все его истории достаточно легко проверить.
Гидеон воздержался от комментариев и фраз типа: «Я сразу его раскусил», давая возможность агенту выговориться.