Труфальдино

Кабинет на четвертом этаже, в котором размещались, как вещала табличка на двери, капитан Паткуль М. А., и старший лейтенант Косенко В. В., находился на последнем этаже старого здания постройки начала тридцатых годов и был похож на гроб — такой-же узкий и неудобный. Когда-то эти дома строились, как составная часть СоцГородка — жилья нового типа, где коммунарам давали только комнаты, туалеты были общими. Кухонь не было, есть коммунару полагалось в общей столовой. Постепенно дома нового быта превратились в обычные общежития, вот только одно меня смущало — я не был уверен, что мой двуспальный матрас в эту комнату войдет по ширине.

— Вы кто? — из задумчивости, как развернуть матрас, меня вырвал громкий голос одного из присутствующих мужчин, того, что сидел за канцелярским столом.

— Меня вызвали.

— Документы давайте.

Я протянул пропуск на завод.

— Ага! — картинно обрадовался мужчина за столом и повернулся ко второму, что сидел на широкой лавке, напротив стола.

— Это по заявлению об угрозе убийством, помнишь я тебе рассказывал.

Второй, с лавки, взглянул на меня с каким-то гастрономическим интересом.

— Присаживайтесь. — он похлопал по поверхности лавке рядом с собой и чуть отодвинулся так, чтобы я сел напротив столоначальника.

— Здрасьте. — я плюхнулся на жесткие деревяшки: — А вы кто?

— Там, на двери кабинета написано. — отрезал столоначальник, достав из сейфа толстую, потрепанную папку и уткнувшись в нее.

— Я прочитал, что на двери написано. У меня вопросы…

— Заткнись, а? — ласково прошипел мне в ухо мой сосед по лавке, так, что его дыхание обожгло мне ухо: — Когда тебя спросят, тогда и будешь вопросы задавать.

— Но я…

— Миша, может ему пиздячеков дать, а то он ведет себя неправильно. — сосед по лавке либо меня не возлюбил, либо был сегодня «злым полицейским».

— Это товарищ просто не понял, куда он попал. Ты, Володя с ним поаккуратней будь, он юристом работает.

— А, понял. Юрист-дебошир. — хохотнул Володя: — Скажите, Альберт Михайлович, если он под суд пойдет, то ему разрешат юристом работать.

— Нет. — пристально глядя мне в глаза, протянул Альберт: — Сразу запрет на профессию, по крайней мере, на несколько лет.

— Так что тогда мы с ним разговариваем. — картинной развел руки Володя: — Давай, бери скорей объяснение и дело следователю отдавай, пусть с ним следствие и суд разбирается.

— Нет, я так не могу. –самым сердечным тоном ответил своему товарищу Альберт Михайлович: — Парень молодой, жить только начинает. Зачем мы ему сразу биографию портить будем?

— Правда? — мой новый друг повернулся ко мне за подтверждением.

— Что правда? Извините, я прослушал, задумался. — я пожал плечами.

— Видишь, Альберт Михайлович, он нас совсем не уважает и даже слушать не считает нужным. — со скорбным ликом святого с иконы, пожаловался Володя: — Я же говорю, давай его к следователю. Он какой-то недалекий и, поэтому, нет смысла человеку жизнь его облегчать.

Я сидел на лавке, старательно хлопал глазами, вертя головой, старательно изображая напуганное лицо и, громко ржал в душе. Эти клоуны, ой, извините, коллеги, старательно «пробивалии» меня, что я, безусловно, делал бы на их месте, пытаясь выяснить, что за фрукт им попался сегодня и достаточно ли он созрел.

— Э-э… — протянул я: — Извините, не знаю, как к вам обращаться… Вы мне вообще объясните, что здесь происходит и тогда я с удовольствием выслушаю ваши советы, как нам жить дальше. Мне лишние неприятности не нужны, и на работе мне никакое уголовное дело нежелательно…

— Вот видишь, Володя, человек не совсем тупой, готов к сотрудничеству…

Ты же готов⁈ — мужчина внезапно подскочил и гаркнул мне прямо в лицо.

Я от неожиданности вздрогнул и кивнул головой, выражая полную готовность.

— К нам, в районное управление внутренних дел поступило заявление гражданина Кошкина… Знаете такого? О том, что несколько дней назад вы, в присутствии свидетелей, будучи в его квартире, угрожали ему убийством, а потом подговорили еще несколько человек, которые избили его на улице. Что вы можете сказать по данному поводу?

— Не было такого, врет все Кошкин. Я ему сказал…

— Минутку, уважаемый… -сказал Альберт таким тоном, что я ясно понял, что уважения ко мне милиционер не испытывает: — Я не собираюсь вас уговаривать, или сверятся, кто и что сказал. Пусть с вами следствие возится. Меня интересует только одно — вину свою вы признаете или нет. Если вину признаете, я готов пойти к вам навстречу и помочь выпутаться из этой неприятной м=ситуации с наименьшими потерями.

— Конечно, я вину не признаю. — я посмотрел на собеседника, как на идиота.

— Я вам очень советую очень подумать. — с видом всепрощающей матери, грустно и кротко сказал мне собеседник: — Завтра придете, принесете характеристику с места работы и с места жительства. И еще раз подумайте. Все-таки, судимость, которая на всю жизнь, обыска, допросы родственников. Вот вам это надо?

Я старательно помотал головой, показывая, что обысков и судимостей я не люблю.