1. И когда епископы читали многие отрывки из его книг, которые, как считалось, были против писаний кафолической веры, то по великой ненависти своей воспроизвели одно место, в котором утверждалось, что Господь Иисус как ради искупления человека облекся плотью и, крест ради спасения человека претерпев, смерть за бессмертие человека принял, так и этими же муками своими даже [прегрешения] дьявола искупил. Ибо так это доброте и милосердию Его присуще, что, если жалкого человека Он преображает, то и падшего ангела тоже освободит. 2. Когда это и другое подобного рода было обнаружено епископами, приключилась между ними по [великому] гневу [их] распря, которая, поскольку оказалась не в состоянии быть подавлена авторитетом первосвященников, прискорбным образом была передана для устроения порядка в церкви [рассмотрению] префекта, страхом перед которым братия была рассеяна и по разным местам монахи были разогнаны так, что грозными указами недозволенно им было собираться в каком-либо одном месте. 3. И то меня особенно встревожило, что Иероним, муж что ни на есть кафолический и самый сведущий в Священном Писании, первое время, как полагали, следовал Оригену, а ныне он же особо проклинает все его труды. И я бы не решился [тут] о чем-либо cудить [опрометчиво], ведь [даже] выдающиеся и ученейшие [мужи] разошлись здесь во мнении. 4. Однако, была ли это ошибка, как я думаю, или ересь, как считалось, но [ее] не только не смогли подавить многочисленными наказаниями священников, но никоим образом не смогла бы она распространиться столь широко, если бы не возросла через этот спор. 5. Вот такого рода смутой я и был застигнут, когда прибыл в Александрию. Хотя епископ этого города принял меня весьма радушно и даже лучше, чем я ожидал, и попытался удержать при себе, 6. но не смогла душа [моя] пребывать там, где пылала ненависть братского междоусобия. Ибо, даже если монахи и должны были, конечно же, подчиниться епископам, из-за этого не следовало бы отвергать, особенно епископам, столь долго жившего под знаком проповеди Христа.
VIII.
1. Потому, уйдя оттуда, направился я в Вифлеем, что находится в шести милях от Иерусалима, от Александрии же - в шестнадцати переходах. 2. Церковью этого места управляет пресвитер Иероним[748], ибо это епархия епископа, который пребывает в Иерусалиме. Уже знакомый мне до этого паломничества, Иероним легко удержал меня, как я полагаю, безо всякого домогательства с моей стороны. 3. Муж же [этот] помимо заслуг веры и достоинств добродетелей, не только латинской и греческой, но и еврейской грамоте, так обучился, что никто не решится сравниться с ним в этих познаниях. Я буду весьма удивлен, если он не знаком вам через множество трудов, написанных им, когда весь мир его читает”. 4. “Еще бы, - сказал Галл, - он весьма и весьма знаком нам. Ибо как-то лет пять назад прочитал я какую-то его книжку, в которой весь род монахов наших[749] им весьма поносится и хулится. 5. Там, между прочим [говорится], что наш Бельгик вызвал великий гнев [его], сказав, что мы имеем обыкновение насыщаться до тошноты. И все же я прощаю этого мужа, но так полагаю, что пусть лучше о восточных монахах рассуждает, чем о западных. Ибо прожорливость греков от жадности, у галлов же - от природы”. 6. Тут я сказал: “Ученый Галл защищает свой народ, однако я спрошу тебя: неужели та книга осуждает у монахов только этот порок?”. “Конечно, нет, - сказал он, - совершенно ничего не упускает, на все нападает, порицает и изобличает; особенно преследует жадность и не менее тщеславие. Много рассуждает о гордыне, не мало и о суеверии: сказать по правде, мне показалось, что он описал прегрешения многих.
IX.