Труды

Я этим вот что хочу сказать: когда нас, детьми, вызывает к себе директор школы на головомойку, потому что мы что-то натворили, то мы видим в директоре только его директорское качество, человека нет, а есть только директор, как был бы полицейский, чиновник, прокурор, врач. Нам не приходит даже в голову, что в нем есть что-то другое. Есть у Евтушенко очень сильное стихотворение, где он описывает преподавателя, каким видит его ученик. Ученик за ним наблюдает и думает: что с ним сегодня такое? Он какой-то странный! Он преподает математику и только что сделал две ошибки в делении. А теперь он сломал мел, остановился и все стер, хотя и велел нам переписывать с доски. И так далее. В конце стихотворения мы видим, как преподаватель, забыв надеть пальто и шляпу, идет через двор, и последняя фраза: «Ушла жена профессора из дома»{113}. Вот ситуация: был только преподаватель, не было человека. Таково наше положение по отношению к другим, положение, в которое мы ставим других по отношению к себе. Пока мы этого не изменим, мы не будем реальностью, не будут реальностью и другие. Невозможно встретиться с призрачным существом или с тем, что еще меньше индивидуума, который все же обладает какой-то реальностью, даже если это реальность болезненная, замкнутая, лишенная всякой широты.

Это верно и в отношении к Богу, и в отношении к людям. Если в человеке мы видим только преподавателя, то и приходя к Богу, мы часто становимся на молитву не перед Живым Богом, а перед идолом, который собрали из сведений и понятий о Боге. Каждый образ и понятие чему-то соответствует в Боге и в этом смысле подлинны, но в целом этот сводный образ становится преградой в то мгновение, когда мы говорим себе: «Вот Бог».

Отношение к личности совершенно иное. Я только что говорил, что проблема здесь другая: дело не в том, чтобы видеть себя как личность, – мы ведь этого не можем. Личность, персона – это то, чем мы призваны стать, преодолев индивидуума, которого эмпирически мы можем в самих себе наблюдать. Личность может быть раскрыта только в Том, Кто ее знает, то есть в одном Боге. В нас есть личность, которая есть образ Живого Бога. Извне эта личность представляется под видом индивидуума. И вот аналогия, которую я хотел бы провести: мы – это картина мастера, которая из столетия в столетие подновлялась, пока не стала совершенно неузнаваемой. Мы стали карикатурой образа Божия. Если вы покажете картину знатоку, он внимательно ее рассмотрит и скажет: в этом портрете бровь, часть лица несомненно принадлежат руке мастера, все остальное – нет. Тогда, изучая эту бровь – технику, краски, совершенное движение кисти, ее родившей, – попробуйте снимать слой за слоем все записи. Сняв один слой, мы скажем: «Это глубже предыдущего, но все еще не рука мастера, это запись, она фальшива в сравнении с этим штрихом брови, с той цветовой гаммой, которая уже без сомнения принадлежит мастеру». И так постепенно нам удается расчистить картину, вернуться к первообразу, освобожденному от накопившихся искажений.

Именно это мы и должны сделать над самими собой. Но как? Апостол Павел советует найти себя во Христе и найти Христа в себе (напр., Гал 4:13; Флп 2:5). В такой форме это может показаться едва ли не вызовом: как найти Христа там, где, по всей очевидности, Его нет, поскольку Он совершенно скрыт слоями обезображивающих записей? Я могу дать вам простой совет, который вы сможете испробовать и который, мне кажется, может дать результаты. Когда вы читаете Священное Писание, особенно Евангелие, если вы честны и не становитесь с самого начала в благочестивую позу, не говорите: все, что я здесь найду, – правда, ибо это говорит Бог, и я должен рукоплескать, поддакивать всему, потому что таким образом окажусь на правильной стороне в предвидении Суда Божия, – если вы просто честны по отношению к самому себе, вы увидите, что в Евангелии есть три рода вещей.

Одни нас ничем особенно не трогают, и в этом случае мы без труда готовы сказать: «Раз так говорит Бог, значит, так оно и есть»; и это нас ничуть не волнует, потому что мы не видим никакого применения данных слов к нашей жизни, и тем самым они не представляют никакой опасности для нашего эгоистического комфорта и для нашего отказа следовать Евангелию.

Есть другие места, и если мы вполне честны, мы скажем: «Нет, на это я не пойду!» У меня есть честная прихожанка. Как-то я проводил беседу о заповедях блаженства (Мф 5:3-12), после которой она подошла ко мне и сказала: «Владыка, если вы это называете блаженством, пусть оно вам и будет. Голодным быть, холодным быть, покинутым быть, гонимым быть – нет!» Так вот, если у вас есть хоть четвертая часть ее честности, вы отвергнете три четверти Евангелия – и я еще не пессимист! Возьмем пример: Христос открывает нам Бога уязвимого, беззащитного, побежденного и потому презренного. Иметь такого Бога уже достаточно неприятно, но когда Он еще говорит нам: Я дал вам пример, следуйте ему (Ин 13:15), – тогда действительно можно сказать «нет». Ну так и скажите.