Трудный выбор

— Вот это да! — воскликнул он, заметив свою детскую коробку с елочными украшениями, про которую давно позабыл.

Став на колени, чтобы положить под елку свои подарки, с трудом удерживаясь от соблазна потрясти или взвесить на ладони те, что уже там лежали, Тед принялся перебирать украшения, которые были в коробке. Каждое из них, стоило ему взять его в руки, вызывало воспоминания о детстве, о родителях и радостных рождественских днях, проведенных вместе с ними.

Держа в руке пластмассовый бейсбольный мяч с опоясывающей его надписью «Детройтские тигры», Тед пошел в кухню и тут услышал в двери щелканье ключа.

— Вояка, — начал он, еще не дождавшись, когда откроется дверь, — не могу передать, как я рад был увидеть эти старые елочные игрушки!.. Я и не помнил, что сунул их здесь куда-то и… Джиллиан! — Он остановился как вкопанный. — Что, ради всего святого?..

— Добро пожаловать домой, любимый, — приветствовала его Джиллиан робко, почти со страхом, в то время как Барбара кинулась выдвинуть для нее кресло, а затем велела подруге, что было вовсе не обязательно, сесть в него.

С трудом добравшись до кресла, Джиллиан протянула костыли Теду, который механически взял их, и села, указывая рукой на пластмассовую «воздушную шину», покрывающую ее левую ногу от лодыжки до исцарапанного колена.

— Смотри, Тед, какой подарочек я получила на Рождество, — весело продолжила она, — и мне даже не пришлось просить об этом Деда Мороза.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

— Я думала, здесь будет теплей, — сказала Джиллиан. Тед подложил ей под больную ногу подушку и оперся о перила балкона. — Градусов шестнадцать-семнадцать, не больше. Разве мы не в «солнечной Калифорнии»?

Тед улыбнулся.

— Мы в солнечной Калифорнии, Вояка… но не на Майами-Бич. На калифорнийском побережье морской климат — здесь прохладное лето и теплая зима. Хотя кто-то при мне удивлялся, что в этом году еще не было морозов.

— Я не знала. Удивительно. Хорошо, что ты укладывал мои вещи, дорогой, не то бы я сейчас замерзла, хоть и светит солнце. А теперь мне чудесно. Я тебе уже говорила, как мне нравится этот тренировочный костюм?

— Говорила, — ответил Тед, с улыбкой глядя, как Джил поглаживает рукав куртки такого же темно-зеленого цвета, как и брюки, — но можешь сказать снова, если хочешь. Я не перестаю гордиться тем, что сам выбрал его. Видишь ли, у меня совсем нет опыта приобретения рождественских подарков для женщин… Если припомнить, то последний раз я покупал их очень давно. Это была сковорода для матери… Не очень романтическая покупка… Ты уверена, что тебе удобно, Вояка? Я могу достать еще одну подушку, если надо. Знаешь что, я принесу, а ты сама решишь, нужна она тебе или нет. — И, пройдя мимо жены, Тед проследовал в гостиную.

Джиллиан улыбнулась ему. С той самой минуты, как она появилась на костылях в кухне их аллентаунского дома и преподнесла ему «подарок» — вывихнутую, к счастью, не сломанную лодыжку, — Тед держался изумительно.

Он взял на себя украшение елки, приготовил первый рождественский семейный обед… и делал все без единого слова жалобы. Он даже не сказал ей, что она никогда не поскользнулась бы на льду, если бы жила с ним в Сан-Франциско, потому что в Сан-Франциско не бывает льда на улицах… И уж точно не бывает снежных бурь.

Спустя три дня они перебрались в Калифорнию, где Джил решила остаться до конца рождественских каникул, которые в школе Бэрда длились три недели. Стив находился в рейсе и должен был вернуться только накануне Нового года и тут же улететь к родителям в Хьюстон, так что весь дом был к их услугам, а ее «воздушная шина», как оказалось, почти не мешала превратить этот промежуточный эпизод во второй медовый месяц.

И в довершение всего Тед был так внимателен, так заботливо ухаживал за ней — подобного удовольствия Джиллиан была лишена с детских лет! Помнится, последний раз что-то похожее она испытывала в двенадцать лет, когда заболела инфлюэнцей и мать не отходила от нее ни на шаг, то взбивая подушки под головой, то пичкая домашним куриным бульоном…

Заметив внизу старика, выгуливавшего собаку, Джиллиан подумала о Синдбаде. Она была так благодарна Барбаре и Питу, которые вызвались присмотреть за ним.

— Избалуют они его к тому времени, как я вернусь, — тихонько проговорила она.

— Кого избалуют, дорогая? — спросил Тед, вновь появляясь на балконе с подушкой, взятой с кровати. — Уж не меня ли? Да, верно, меня. Когда твоя нога заживет, ты в свою очередь начнешь надрываться за двоих — разложишь по алфавиту приправы («п» стоит перед «р», не забудь; сейчас у меня только и есть что «с» — соль и «п» — перец), выгладишь мою форму и станешь кормить меня очищенными дольками грейпфрута, в то время как я буду нежиться на ковре, положив голову тебе на колени.