Трудный путь к диалогу

Вот и разрешается маленькая загадка его "Круга чтения": почему древние китайцы и Марк Аврелий, Кант и Амиель поют у него в унисон, вторя Льву Николаевичу. Неутомимый творец, работник, созидатель целых миров, он словно топором обтесывал их по своей мерке, как обтесывал и Евангелие, Неудивительно, что все они после этого оказываются в толстовской одежде, излагают мысли Толстого.

Историк литературы Д. Н. Овсянико-Куликовский как-то сказал, что Толстой хотел быть религиозным реформатором, но судьба дала ему вместо мистического дара литературный. И действительно, когда он от рассказов о своих внутренних исканиях и муках переходит к теоретическому изложению своей веры, его, в сущности, постигает неудача. Эти похожие как близнецы, повторяющие друг друга трактаты представляют собой "единственную мель в море Толстого", как выразился один критик. Николай Бердяев, с благоговением относившийся к создателю " Войны и мира", признавал, что "всякая попытка Толстого выразить в слове, логизировать свою религиозную стихию порождала лишь банальные серые мысли"*.

________________________________________________________

* Бердяев Н. Цит. соч., с. 173.

Это едва ли случайно. Неудача Толстого лишь доказывает, что религии искусственно не создаются, не изобретаются.

Не потому ли он, вопреки своему тайному замыслу, открещивался от "толстовства" и продолжал твердить, что проповедует не свое учение, а Евангелие?

Здесь кроется основная причина его конфликта с Церковью, его отлучения Синодом. Членам тогдашнего церковного руководства не пришло бы в голову отлучать, скажем, откровенных атеистов вроде Писарева или Чернышевского, отлучать российских мусульман или буддистов. Они и так со всей очевидностью находились вне христианства, Известен даже случай, когда математик Марков сам добивался отлучения, поскольку был неверующим.

С Толстым дело обстояло иначе.

Он не только ожесточенно, оскорбительно, забыв об элементарном такте, писал о таинствах Церкви, о ее учении, но утверждал, что является христианином, что только его взгляд на понимание христианства истинен.

Вскоре после того, как было обнародовано "определение" Синода, епископ Сергий Старого-родский (будущий Патриарх) заявил: "Его не надо было отлучать, потому что он сам сознательно отошел от церкви"*. И все же отлучение совершилось. Как бы ни оценивать текст самого "определения" Синода, совершенно очевидно, что Церковь должна была как-то ответить на притязания Толстого. Со всей ясностью показать, что она не может согласиться с его пониманием Евангелия.

________________________________________________________

* Записки Петербургских Религиозно-философских Собраний (1902-1903). СПб, 1906, с. 91.

Хотя Толстой в своем "Ответе Синоду" и обрушился на синодальное "определение", он все же должен был честно признать его правоту. "То, что я отрекся от церкви, называющей себя православной, - писал он, - это совершенно справедливо"*.

________________________________________________________

* Т о л с т о и Л. Н. Царю и его помощникам. Ответ Синоду. Берлин (без г. изд.), с. 22.

Иными словами. Толстой подтверждал, что Синод лишь констатирует реальное положение вещей...

Разрыв действительно оказался глубоким.

Речь шла не о частностях и не об оттенках интерпретации Евангелия, а о самой сущности христианских убеждений.

Напомним, что еще прежде, чем в лоне Церкви были написаны четыре Евангелия, она исповедовала Иисуса Христа как высшее самооткровение Бога и его воли. Бога, постигаемого как личностное начало. Евангелисты жили этой верой. Между ней и взглядом Толстого, который видел в Христе просто проповедника, учившего "не делать глупостей", компромисс невозможен.

Здесь отступают на второй план особенности толстовского понимания этики Евангелия, идея непротивления, отказ от ценностей культуры и цивилизации. Более того, лишь в этой сфере оставалось некоторое пространство для диалога или даже примирения.

Поэтому и полемика, которую вызвало учение Аьва Толстого, по большей части вращалась вокруг его практической стороны. Вокруг того, что можно было обсуждать, не затрагивая главной темы,

Многие критики справедливо указывали, что в реальных условиях любое общество погибло бы, отказавшись защищать себя от внешних врагов или преступников. "Руссоизм" Толстого, его "опрощение", вызывал подчас самую неожиданную реакцию. Известный протестантский историк Церкви Адольф Гарнак писал о Толстом: "Тысячи наших "интеллигентов" интересуются его рассказами, но в глубине души они успокоены и обрадованы тем, что им до него дела нет. Они ведь с полным правом уверены, что этот мир дан им для того, чтобы приложить свои силы в пределах его благ и его учреждений и законов; если христианство требует другого, то его противоестественность доказана"1.

________________________________________________________

* Гарна к А. Сущность христианства. - В кн.: Общая история европейской культуры. СПб., 1910, т. 5, с. 69.