– Если б ты так отвечала, давно была бы уволена, и даже все три Дара тебя бы не спасли. Логики начальство не прощает, особенно женщине.
Наш увлекательный диалог был прерван появлением нового лица, и я ни на секунду не усомнилась, что это та, кого мы ждали. Ольга Григорьевна оказалась дамой несомненно привлекательной, однако я тут же вспомнила слова подруги: хлыст в руки – и надсмотрщицей в концлагерь. Даже одежда ее вызывала смутные садо-мазо ассоциации, хотя вроде бы все по-деловому – черный костюмчик, волосы собраны в пучок.
– Добрый день, – холодно поздоровалась она. – Так…
И она уставилась на пустое место за одним из столов.
– Денис вышел покурить, – дрожащим голосом отчитался кто-то.
Брови Ольги Григорьевны взлетели вверх.
– В цивилизованном мире с курением принято бороться, а не поощрять его. Возможно, вы не в курсе, молодые люди, но вы работаете не в совковой конторе, а в современном учреждении. Вам платят за работу, а не за пустопорожнюю болтовню. Кстати, откуда здесь посторонние?
Суровый взор переместился на нас. Впрочем, я уверена, что она обнаружила нас сразу, только оттягивала удовольствие.
– Это гиды, – ответила Женька, и я сразу поняла одну из причин, по которой Ольга Григорьевна невзлюбила мою подругу. Голос Женьки не дрожал. Еще она не ела начальство глазами, однако и не опускала их в страхе. Ну не боялась она! Ей вообще не свойственно бояться.
– Что они здесь делают?
– Ждут инструкций. Василий Сергеевич велел обратить особое внимание на гостей, которые приедут на той неделе. Я подумала, вдруг он захочет что-то порекомендовать?
– Вы надеетесь, директор банка станет выполнять за вас вашу работу? – иронически осведомилась Ольга Григорьевна. – Ну-ну. Хорошо, пусть подождут.
В этот миг открылась дверь, и на пороге показался очень высокий сутулый мужчина. Он, не поздоровавшись, молча взглянул на Ольгу Григорьевну, и та поспешно произнесла:
– Иду! Простите, что задержалась. Всегда стараюсь в начале рабочего дня обойти весь офис. Если лично за каждым не проследишь…
Она слегка улыбнулась, словно воспитательница детского сада, понимающая: как ни бейся, без ее контроля дети все равно будут писать в штаны.
Начальство удалилось, подчиненные остались в состоянии близком к коме. И если от этого повышается производительность труда, то не зря я с подозрением отношусь к работе банков – труд их странен.
Я повернулась к Лизе, та скосила глаза на окружающих. Она права, наши ведьмины дела лучше обсуждать наедине! Женька, кивнув, встала, мы тоже.
В коридоре она сказала:
– То, что он не здоровается и вообще нас не замечает, в порядке вещей, так было и раньше. На него всегда обижались, что он высокомерный к подчиненным. К этому я привыкла.
– А мне показалось, он стеснительный, – удивилась я. – Ему легче сделать вид, что никого кругом нет, чем воспринять сразу такую тьму народа.
Лиза засмеялась. Я тоже.
– Что? Я попала пальцем в небо?
– Как раз попала куда надо. Тебе и Дар ни к чему.
–
Женька привела нас в женский туалет. Он был довольно чистый, хотя кто-то, похоже, уже успел тайком покурить, пренебрегая заветами так называемого цивилизованного мира (наш мир, надо полагать, дикий).
– Они любовники, – выпалила Лиза, едва мы убедились, что в кабинках пусто. – Стопудово! Он ее любит, она нет. Она карьеристка. Ей важнее всего власть. Она использует любовника, чтобы продвинуться, а вообще его презирает, а себя считает самой умной. Хотя никакая она не умная. Это я с Мухиной сравниваю. У той ум прямо сиял, а тут средненько. Зато самооценка зашкаливает.
– А к людям она как относится? – поинтересовалась я.
– Да никак. То есть без них ей не на ком было бы демонстрировать власть, а больше они ей ни для чего не нужны. Они для нее – быдло. Вообще, любопытно… – Лиза смолкла.
– Что?
– Ты была права – люди, они разные. В том смысле, что каждый имеет много граней, хороших и плохих. А вот Мухина с Ольгой Григорьевной однонаправленные. Мухина – на Эдика, а эта дама – на власть. Все остальное для них идет малозаметным фоном. Редкая черта, особенно для женщин…
– Для нас, наверное, это кстати, – решила я. – Однонаправленный человек проще, поэтому им легче управлять. Можно заранее просчитать, как он поступит. А Василий Сергеевич какой?
– Никакой. Удивительно, как это он пробился в большие начальники?
– Его жена – дочь Никоненко, – напомнила Женька.
– Ну разве что. Нет, в целом он не вредный, блеклый только. Кстати, Вика права – он не высокомерный, наоборот, смущается. Самооценка у него низкая, и вообще людей он боится. У него стоит что-то вроде блока защиты. То есть он видит людей, но их для него как будто бы нет. Хотя…
– Что? – поторопила я.
– Ему нравится бояться. Нет, не так! Ему нравится подчиняться. Для него счастье – подчиняться тому, кто сильнее.
– В частности, Ольге Григорьевне.