– Не-а. Точно сегодня. У меня хорошая память на лица.
– Я был не один? С молодой женщиной? Рыжеволосой?
Он задумался.
– Не-а. Ты был один.
– Где же?
– М-м-м, это было, дай подумать, где-то на Ньюмаркет-роуд.
– Ньюмаркет-роуд?
Я знал это название, потому что на этой улице жил Ари, но сам там не бывал. Никогда в жизни. Хотя, конечно, весьма вероятно, что Эндрю Мартин – настоящий Эндрю Мартин – захаживал туда неоднократно. Да, наверное, дело в этом. Черчилль потерялся во времени.
– Думаю, ты путаешь.
Он покачал головой.
– Да ты это был. Сегодня утром. Может, ближе к полудню. Ей-богу.
С этими словами бородач встал и медленно заковылял прочь, оставляя за собой запах табака и пролитого алкоголя.
На солнце набежала туча. Я посмотрел в потемневшее небо. Мои мысли тут же помрачнели. Я встал. Вынул из кармана телефон и набрал Ари. В конце концов трубку взяла какая-то женщина. Она тяжело дышала, шмыгала носом и пыталась вылепить из этих звуков внятные слова.
– Здравствуйте, это Эндрю. Я хотел бы поговорить с Ари.
И тут слова выстроились в жуткую последовательность:
– Он умер, он умер,
Сменщик
Я побежал.
Бросил бутылку и побежал со всех ног – через парк, по улицам, по шоссе, мало задумываясь о машинах. Бежать было больно. Болели колени, бедра, сердце и легкие. Все части тела напоминали мне, что однажды они откажут. И еще от бега почему-то усилилось жжение и зуд кожи лица. Но больше всего страдал разум.
Это моя вина. Гипотеза Римана здесь ни при чем. Все из-за того, что я рассказал Ари, откуда я. Он мне не поверил, но суть не в этом. Я смог рассказать ему, не получив мучительного фиолетового предупреждения. Меня отсоединили, но, должно быть, продолжали наблюдать и подслушивать, а значит, могли слышать меня и сейчас.
– Прошу вас. Не трогайте Изабель и Гулливера. Они ничего не знают.
Вот и дом, где до сегодняшнего утра я жил с людьми, которых полюбил. Я с хрустом прошагал по гравию подъездной аллеи. Машины на месте не было. Я заглянул в окно гостиной, но никого не увидел. Ключей у меня с собой не было, поэтому я нажал кнопку звонка.
Я стоял и ждал, ломая голову, что делать. Спустя некоторое время дверь отворилась, но я по-прежнему никого не видел. Тот, кто открыл, явно не хотел, чтобы его заметили.
Я проскользнул в дом. Прошел в кухню. Ньютон спал у себя в корзине. Я подошел к нему и легонько тряхнул.
– Ньютон! Ньютон!
Но тот лишь глубоко дышал и продолжал подозрительно крепко спать.
– Я здесь, – донесся голос из гостиной.
Я пошел на него, на этот знакомый голос, и в гостиной, на пурпурном диване увидел мужчину, который сидел, заложив ногу за ногу. Я сразу узнал его – как тут не узнаешь? – и в то же время вид его поверг меня в ужас.
Ибо я смотрел на самого себя.
Одежда отличалась (джинсы вместо вельветовых брюк, футболка вместо рубашки, кроссовки вместо туфель), но тело определенно принадлежало Эндрю Мартину. Каштановые волосы с естественным пробором. Усталые глаза и такое же лицо, только без синяков.
– Бинго! – с улыбкой сказал он. – Ведь так здесь говорят? Ну, когда фартит в игре. Бинго! Мы полные близнецы.
– Кто ты?
Он нахмурился, будто мой вопрос был настолько элементарен, что его даже стыдно задавать.
– Я твой сменщик. Джонатан.
– Сменщик?
– Именно. Я здесь, чтобы сделать то, чего не сумел ты.
Сердце у меня в груди колотилось.
– То есть?
– Уничтожить информацию.
Иногда страх и гнев сливаются.
– Ты убил Ари?
– Да.
– Зачем? Он не знал, что гипотезу Римана доказали.
– Да. Я в курсе. У меня более широкий спектр задач. Мне поручили уничтожить всех, кому ты рассказал о своем, – он задумался, подбирая слово, –
– Значит, они меня слушали? Они сказали, что я отсоединен.
Он указал на мою левую руку, в которой, по всей видимости, по-прежнему работала техника.
– Твои силы они забрали, а свои оставили. Иногда они слушают. Проверяют.
Я уставился на нее. На мою руку. Она вдруг показалась мне врагом.
– Давно ты здесь? Я имею в виду на Земле.
– Недавно.
– Кто-то проник в дом несколько дней назад. Работал с компьютером Изабель.
– Это был я.
– Так почему ты медлил? Почему не выполнил задание в ту же ночь?
– Ты был рядом. Я не хотел, чтобы ты пострадал. Еще не было случая, чтобы один воннадорианин убил другого. Напрямую.
– Я уже не воннадорианин. Я человек. Парадокс в том, что до дома тысячи световых лет, но здесь я чувствую себя как дома. Странное чувство. Так чем ты занимался? Где жил?
Он заколебался, шумно сглотнул.
– Я жил с самкой.
– С самкой человека? С женщиной?
– Да.
– Где?
– Под Кембриджем. В поселке. Она не знает моего имени. Она думает, что меня зовут Джонатан Роупер. Я убедил ее, что мы женаты.
Я рассмеялся. Его, похоже, это удивило.
– Почему ты смеешься?
– Не знаю. Развилось чувство юмора. Одно из изменений, произошедших со мной после потери даров.
– Я убью их, ты это знаешь?
– Нет. Вообще-то не знаю. Я сказал кураторам, что нет смысла. Это, пожалуй, последнее, что я им сказал. Они как будто поняли.
– Мне поручили это сделать, и я это сделаю.
– Но разве тебе не кажется, что это бессмысленно, что, по сути, для этого нет причин?