Трудно быть человеком

– Ну-ну, – сказал Ари, сдерживая смех, – продемонстрируй.

– Не могу. Теперь я лишен сил. Я в точности как человек.

Эти слова показались Ари особенно смешными. Он начинал меня раздражать. Он не перестал быть хорошим человеком, но я понял, что хорошие люди тоже могут раздражать.

– В точности как человек! Тогда, приятель, ты попал.

Я кивнул.

– Да. Не исключено.

Ари улыбнулся и посмотрел на меня с тревогой.

– Слушай, ты же все таблетки принимаешь? Не только болеутоляющие? Все-все, да?

Я кивнул. Ари думает, что я сумасшедший. Может, будет легче, если я сам приму такую точку зрения? Иллюзию, что это иллюзия. Что однажды я проснусь и пойму, что все мне только приснилось.

– Слушай, – сказал я. – Я тебя изучил. Я знаю, что ты понимаешь квантовую физику и что ты писал о теории симуляции. Ты считаешь, что с вероятностью тридцать процентов все вокруг – фантом. Ты говорил мне в кафе, что веришь в пришельцев. Поэтому я решил, что ты можешь мне поверить.

Ари покачал головой, но теперь хотя бы не смеялся.

– Нет. Ошибаешься. Я не могу.

– Ничего страшного. – Я понимал, что если Ари не поверил мне, то Изабель не поверит и подавно. Но Гулливер… Есть еще Гулливер. Однажды я расскажу ему правду. Но что потом? Сможет ли он принять меня как отца, узнав, что я его обманывал?

Я оказался в ловушке. Я лгал и не мог остановиться.

– Ари, – спросил я, – скажи, если мне когда-нибудь понадобится помощь, если будет нужно, чтобы Изабель и Гулливер пожили у тебя, – ты согласишься?

Он улыбнулся.

– Конечно, старик, конечно.

Платикуртическое распределение

На следующий день, еще весь в синяках, я отправился в колледж.

Сидеть дома – пусть даже в компании Ньютона – мне почему-то стало тревожно. Раньше такого не было, но теперь я чувствовал себя невероятно одиноко. Поэтому я пошел на работу и понял, почему она так важна на Земле. Работа отключает ощущение одиночества. Впрочем, оно поджидало меня в кабинете, куда я вернулся, отчитав лекцию о моделях распределения. Однако у меня разболелась голова, и, признаться, я был рад покою.

Спустя некоторое время в дверь постучали. Я сделал вид, что не слышу. На тот момент оптимальным вариантом для меня было бы одиночество минус головная боль. Но стук раздался снова. И я понял, что он не прекратится. Я встал, подошел к двери и, выждав немного, открыл.

На пороге стояла молодая женщина.

Мэгги.

Дикая роза в цвету. Дева, у которой кудрявые рыжие волосы и полные губы. Она опять накручивала локоны на палец. Дышала она глубоко и как будто другим, нездешним воздухом, в котором витал таинственный афродизиак, суливший эйфорию. И еще она улыбалась.

– Ну, – сказала она.

Я минуту прождал завершения мысли, но его не последовало. «Ну» было началом, серединой и концом. Оно что-то означало, но я не знал что.

– Чего ты хочешь? – спросил я.

Она снова улыбнулась. Закусила губу.

– Обсудить совместимость колоколообразных кривых и модели платикуртического распределения.

– Ага.

– Платикуртический, – добавила она, проводя пальцем по моей рубашке от ворота к брюкам, – термин греческого происхождения. «Platus» означает плоский, a «kurtos»… выпирающий.

– Ага.

Ее палец упорхнул от меня.

– Так что, Джейк Ламотта[12], поехали.

– Меня зовут не Джейк Ламотта.

– Знаю. Я намекала на твое лицо.

– Ага.

– Так мы едем?

– Куда?

– В «Шляпку с перьями».

Я понятия не имел, о чем она говорит. И вообще, кто она мне или тому человеку, кем был профессор Эндрю Мартин.

– Хорошо, – сказал я, – поехали.

Это была первая ошибка того дня. Но далеко не последняя.

«Шляпка с перьями»

Вскоре выяснилось, что «Шляпка с перьями» – обманчивое название. В этом заведении не оказалось шляпы и ровным счетом никаких перьев. Только основательно накачанные алкоголем люди с красными лицами, хохочущие над собственными шутками. Место это, как я вскоре выяснил, представляло собой типичный паб. «Паб» изобрели люди, живущие в Англии, чтобы компенсировать тот факт, что они живут в Англии. Мне там понравилось.

– Давай найдем тихий уголок, – предложила юная Мэгги.

В пабе, как и в любом рукотворном человеческом помещении, углов имелось предостаточно. Обитателям Земли, как видно, было еще очень далеко до осознания связи между прямыми линиями и острыми формами психоза, чем, возможно, и объяснялось наличие в пабах невероятного количества агрессивных людей. Прямые линии натыкались друг на друга на каждом шагу. Каждый стол, каждый стул, барная стойка, «однорукий бандит». (Я наводил справки об этих «бандитах». Очевидно, они предназначены для людей, у которых восхищение мерцающими квадратами сочетается со слабым пониманием теории вероятности.) Учитывая такое обилие углов, я удивился, когда нас усадили у сплошного отрезка прямой стены за овальный стол с круглыми табуретками.

– Отлично, – сказала Мэгги.

– Разве?

– Да.

– Хорошо.

– Что будешь?

– Жидкий азот, – не подумав, бросил я.

– Виски с содовой?

– Да. В этом роде.

Мы пили и болтали, как старые друзья, которыми, наверное, мы и были. Хотя манера общения у Мэгги заметно отличалась от манеры Изабель.