Трудно быть богом обитаемого острова

— Пандея — это наиболее благополучное государство континента. Там нет ни нашей разрухи, ни хонтийской политической чехарды, ни, тем более, атомных пепелищ. У Пандеи имеются к нам серьёзные претензии, однако пандейские амазонки сочли преждевременным хвататься за оружие и решили начать с переговоров. В Пандее, естественно, уже в курсе всех наших перемен, и не далее как вчера я получил от пандейцев официальное приглашение на переговоры. Место встречи — небольшой пограничный городок, райский северный уголок, который война обошла стороной. Это, пожалуй, одно из немногих мест на Саракше, где ещё можно увидеть, какой была эта планета до того, как безумцы из Центральных Держав отдали команду на запуск атомных ракет, и в воздух поднялись бомбардировщики с ядерным грузом на борту.

— И вы поедете?

— Нет — ты поедешь. Один — без меня.

— Я? — изумился Максим.

— Да, ты. Есть у меня основания полагать, что ты для этого более пригоден, чем я. А протокол соблюдён: пандейцы осведомлены о твоём высоком статусе и прекрасно знают, что ты отнюдь не рядовой чиновник для поручений. Что они нам предъявят, я могу только догадываться — с пандейцев станется и потребовать возврата дани трёхсотлетней давности, и даже признания Республикой своего вассального положения по отношению к пандейскому сюзерену. Полагаюсь на твой интеллект, Максим, а также на то, что ты уже приобрёл здесь кое-какой опыт общения с саракшианами. Война с Пандеей нам не нужна — худой мир лучше доброй ссоры, важно только, чтобы этот мир не оказался слишком уж худым. Кое-какие детали мы с тобой ещё обговорим, а в общих чертах ты свою задачу, надеюсь, понял.

— В общих чертах — понял. Рудольф, я хотел бы вас вот о чём попросить: пока меня не будет, позаботьтесь о Раде и о старике.

— Само собой разумеется. О них ты можешь не беспокоиться, побеспокойся лучше о себе. Тебе предстоит встретиться с ведьмой, — а во главе пандейского посольства наверняка окажется именно такая особа, — и это может оказаться не самым простым делом. А теперь о деталях. Компиляция информационных материалов по Пандее для тебя уже подготовлена, и кроме того…

…Интересно, думал Мак, возвращаясь к себе, и почему это Странник счёл меня более подходящим для этой ответственной дипломатической миссии, чем себя? Непонятно…

* * *

— Вот, ваше превосходительство, — сидевший на переднем сидении невысокого роста ротмистр пограничной стражи, одетый в изрядно поношенную и выцветшую форму Легиона, махнул короткопалой кистью, перевитой жилами и похожей на старый древесный корень. — Мы почти приехали.

Ротмистр был стар. Служить он начал, по всей видимости, ещё во времена Империи, многое видел, многое пережил, карьеры не сделал, и потому выработал философский взгляд на жизнь. К «высокоуполномоченному Временного Совета» он обращался почтительно, но без подобострастия, и это Максиму нравилось — слишком уж надоел ему за последнее время явный и скрытый подхалимаж, царивший в коридорах власти.

Кортеж — длинная чёрная бронированная машина «представительского» класса и два транспортёра с охраной (один спереди, другой сзади) — перевалил через гребень пологого холма и покатился вниз, к реке. Последние двадцать километров пришлось преодолеть по земле: пандейцы нервно воспринимали появление летательных аппаратов у своей границы, и Максим сменил летающую штабную платформу на эту автоколымагу, которую он сразу же окрестил «катафалком». Окна в «катафалке» были маленькими и подслеповатыми, и поэтому видно из него (да ещё с заднего сидения, массаракш) было плохо: Максиму удалось только различить впереди мост через реку и какие-то строения на том берегу. Ему страшно надоело сидеть в тесном чреве посольского авто, где удушливо пахло старой кожей обивки салона, и как только кортеж остановился, Максим сразу же выбрался наружу, вдохнул полной грудью воздух — хороший, чистый, настоящий воздух, без примеси дыма, не говоря уже о радиации, — и огляделся.

Да, подумал он, прав был Странник. Это действительно райский уголок, невозможное место среди исполинского кладбища полуживых, именуемого Саракшем. Неширокая река с прозрачной — видно жёлтое песчаное дно и рыбную мелочь, резвящуюся у дна, — водой; пара пёстрых птах, сосредоточенно прыгающих у самой воды в поисках снеди; живая и сочная зелень лугов, разрезанная бурой полосой ненаезженной дороги, по которой прибыл кортеж. Оазис жизни в мире смерти, оставшийся не тронутым атомной чумой, — за рекой лесистые горы, скруглённые и уютные, словно греющиеся на солнце домашние коты; и где-то там есть засеянные поля, и уютные города без грязи. Так вот ты какая, Пандея, мир древней магии и лихих амазонок… Хотя, быть может, это всего лишь прихожая, а дальше там всё как везде на этой несчастной планете: и пыль, и мусор, и неустроенность, и ложь, и злоба. И всё-таки — как красиво, и как похоже на Землю, бережно хранимую руками людей, ставших людьми…