Тротиловый эквивалент

– В крайнем случае – уволят, – подал голос Костя, промакивая платком вспотевший лоб. – Полковник, мы же не фанаты, в конце концов…

– Ладно, твоя взяла, – Иванов достал рацию:

– Барьер – Первому.

– На приеме Барьер.

– Пусть Аюб идет сюда.

Сулейман так же внезапно, как начал, прекратил молитву – обвел бороду обеими руками, поднял взгляд к потолку – словно извинился за прерванный ритуал и вновь взял пульт.

– Один?

– Да, один.

– Наручники – как?

– Снимите, снимите наручники. Давайте, поживее.

– Вы уверены?

– У тебя уши заложило, родной мой? – зло крикнул полковник. – Пусть бежит сюда, и без наручников! Что – непонятно?!

– Все понятно. Выполняю…

В зеркала можно было видеть, как из «рафика» вывели Аюба. Спустя несколько секунд он пошел к джипу, разминая на ходу освобожденные от «браслетов» руки.

– Рацию дай, – попросил Сулейман.

– Держи, – Иванов протянул рацию. – Как обращаться, знаешь?

– Хорошая шутка, – Сулейман нажал тангенсу. – Салман? Кнопк тетае.

– Салман куза, – тотчас ответила рация. – Лодушх ву.

– Ху ду цига?

– Обстановк дик ю.

– Щя дерг кичин ду. Аюб воаущ. Ауэ, Салман, ауэ.

– Со кята, амир. Хинца ведаш ву…

– Держи, – Сулейман отдал рацию и стравил стекло со своей стороны. – Хорошо, что вы не сумасшедшие. Поживем еще…

Из посадок выскочил еще один джип и помчался к точке встречи. Подъехал он раньше Аюба – младший Дадашев еще с минуту шел, осторожно ступая по начавшей оттаивать грунтовке.

Братья пожали через окно друг другу руки, без эмоций, как будто вчера расстались. Аюб внимательно посмотрел на Сулеймана и зачем-то заглянул в салон.

Увидев сзади Костю с Ивановым, кивнул, как старым знакомым, и сел во второй джип. Так и не сказали братья друг другу ни единого словечка.

«Как волки, – отметил Костя. – Встретились, обнюхались, обменялись взглядами… Эмоции не хотят перед врагами показывать? Или… Может, они на ментальном уровне общаются?»

Сулейман обнулил сигнал пульта. Джип скрылся в посадках. После этого Сулейман еще четыре раза отвечал на сигнал – выжидал, когда пройдет достаточное количество времени. В салоне царила налитая свинцом тягостного ожидания тишина, никто не проявлял желания возобновлять общение.

Иванов напряженно размышлял, морщась от пульсирующего в висках вечевого колокола. Было мучительно стыдно за унижение и беспомощность. Что происходит?

На глазах у всей честной компании, в секторах многочисленных огневых средств…

Вот это провели операцию! Да, после такого – поганой метлой из войск, как говорит Костя…

Костя переживал нечто подобное и пытался абстрагироваться от нездоровой ситуации, глядя на торчавшую из-за спинки кресла щетинистую макушку Глебыча.

«Глебычу – п…дец! – противно рявкнул в голове виртуальный Вася Крюков. – А виноват ты, психолог фуев! Не мог раньше сообразить, кого там сняли у брода, раздолбай…»

Да уж… Костя осторожно скосил взгляд влево: за окном, в нескольких метрах, торчал беспомощный кустик – символическое надгробие укрытия Петрушина.

Сигнал никто не подаст, зря ждет волкодав… А и подаст – стекло, все бесполезно…

Костю и Иванова, конечно, запросто могут «привязать» к саперу, но это еще бабушка надвое сказала. А Глебыча – точно, Сулейман не отпустит. И что теперь можно сделать в данной ситуации, наверное, и сам господь бог не посоветовал бы…

– Ну все, поехали, – наконец нарушил молчание Сулейман. – Смотри, доктор, очень тихо надо, спокойно. Не торопись, если жить хочешь.

– Поехали…

Глебыч запустил двигатель, покосившись на выключатель печки.

– Да там все нормально, все продумано, – успокоил Сулейман. – Ты, главное, не гони. Понял?

– Понял, – Глебыч пробно крутанул баранку и легонько перегазовал.

– Глебыч, он тебя узнал, – неожиданно выпал из прострации Костя.

– Не понял? – сапер поднял взгляд на зеркало, встретился взглядом с коллегой…

– Ты чего, Иван? – лицемерно удивился Сулейман. – Кого узнал?

– Ты тогда, третьего, со спецназом ездил к броду, на операцию, – торопливо продолжил Костя, не отпуская отраженный взгляд Глебыча и периферийным зрением фиксируя выражение полнейшей растерянности на лице полковника. – Видимо, тогда тебя и сняли. С другого берега.

– Не понял? – Глебыч отпустил баранку, убрал ногу с педали и развернулся к Косте. – И что?

– Сулейман на базаре сказал, что тебя замочат за это, – Костя вдруг подмигнул саперу, неуловимо скосив взгляд влево, на окно, и… истерично хохотнул. – Скажи, Сулейман?

– Так это ты был, точно, да? – притворно удивился Сулейман. – Ну, насчет замочить – не знаю, а поговорить на эту тему стоит… Ты чего, доктор?

Глебыч, уловив нечто во взгляде Кости, с ужасом в глазах повернулся к Сулейману. Смотрел на страшного абрека секунды три, затем начал бледнеть, разинул рот и…

– Бб-быфф…

… издав неприличный звук, судорожно дернул кадыком, словно стараясь подавить рвотный позыв.

– Э, окно открой, придурок! – как-то попросту, по-житейски возмутился Сулейман. – Морду свою за окно убери, я сказал! Морду убери!

Запищал пульт. Сулейман дал сброс – руку не забыл за пазуху сунуть, стервец, даже на ситуацию не отвлекся, внимательно смотрел на Глебыча…