Трость на прогулке

Она иронически сжала губы. Она ведь тоже любила жизнь, все ждала каких-то неведомых возможностей, какого-то грандиозного парада с бесконечными разукрашенными площадями и неисчерпаемым запасом времени, когда, в восторге и упоении, наступит и ее выход, но… «быстры, как волны»…

Порт оживал. Появлялись мелкие суда, потом они уходили или затихали под берегом. Жизнь пробуждалась медленно, неудержимо. Солнечный свет утвердился на старых домах и развалинах словно бы для того, чтобы ярче запечатлеть наступивший мир.

И развалины, целые кварталы развалин, разбитая набережная, затопленные корабли, среди них даже крохотные рыбацкие боты, отдыхали, будто после большой работы.

— Так, так! Цивилизация! Культура! — произнес он по привычке вслух.

Шаг его, направленный к определенной цели, был по-прежнему ровен. Продолговатое, изрезанное крупными морщинами лицо, как у какого-нибудь знаменитого актера, оставалось невозмутимым. В жизни его было многое, много женщин, много удовольствий, много денег. Но все уходило. Уходило. И это прошло. Нет больше войск. На небе нет самолетов. В порту нет миноносцев и эсминцев. Нет опасных зеленых мундиров.

Уходило, уходило.

Внезапно он вспыхнул:

— Ты видишь, что они способны натворить, а?!

— Разговаривает дядюшка сам с собою, — бросил мимоходом, ни к кому не обращаясь, парень.

— Да, да, — огрызнулся он, — разговариваю.

Вот идут люди, дети бегут в школу, юноши беззаботно гуляют и обсуждают сегодняшние события. Настоящее, настоящее! Но эти люди и даже одежда на них принадлежат тому времени. Неужели сына здесь нет?

Появлялись его друзья. Юноши, которые сидели с ним за одной партой, катались в море, купались, играли в оркестре. Они приходили с вестью, будто им кто-то сказал со слов кого-то третьего, что его сына видели в Италии. Кто-то видел наших ребят в Германии. Ведь свидетеля его гибели не было. Последний раз его видели во время пятого наступления. Он ехал на кляче, в наброшенной на плечи куртке, босой (башмаки отдал тому, кто шел пешком), у него были больные почки, и он весь отек от бесконечных переходов и голода. «Вперед, товарищи, все будет хорошо», — повторял он непрерывно. Он не жаловался. Они пробирались и пробивались сквозь неприятельские обручи. Проходили дни, ночи. И неожиданно он исчез.

«Он мог просто забраться в кусты и умереть в одиночестве, только чтоб никому не быть в тягость», — подумал отец. И это было ему понятно.

— Он принес себя в жертву, — произнес он и вздрогнул, увидев возле себя молодую пару. — Гуляем, да? Гуляем?

— А что вам угодно, дядюшка? — добродушно спросил парень.

— Ничего, ничего, гуляйте, пожалуйста. Я ничего против не имею. Вперед! Только вперед, юноша.

Многое осталось у них за плечами. Теперь ждут нового. Плывут корабли. Идут поезда.

На вокзал он пришел вовремя. Пройдя через развалины, оказался на залитой солнцем платформе. Ждали поезд из Загреба, из северных краев. У полотна, словно возле воображаемой границы, как в детской игре, стояли с цветами в веселом настроении юноши, девушки, мужчины, женщины. Люди, как всегда, разговаривали. Ничего необычного. Кто-то встречал кого-то, сообщившего о себе заранее. Каждый встречал своего. Не было причины волноваться.

Двое курносых мальчишек, сунув руки в карманы, шныряли в толпе. Перемигнулись, увидев букет цветов в руках суетливо-радостной девушки. Ясно, эти пришли без дела. Только посмотреть.

— Вы кого ждете? — спросил он их.

— Никого, — растерялся один.

— Кого надо, — ответил другой.

— Что вам тогда здесь делать? Ступайте-ка, ребятки, отсюда, чтоб дома не беспокоились. Лучше будет.

Мальчишки улыбнулись друг дружке с насмешливым удивлением и отправились дальше искать развлечений, тут же позабыв об остановившем их человеке.

Он вынул портсигар, осмотрел его, постучал по нему пальцем. Потом опустил взгляд в землю. И вновь постучал по крышке. Открыл ее. Долго выбирал сигарету. Пусть идет время, пусть оно уходит, пусть приближаются события.

Всюду, где-то на далеких концах рельсов стоят города. Рельсы опутывают землю, они пересекают границы, проникают в утробу разных стран, подвозят к большим станциям. Туда спешат люди. В сутолоке подходит и взволнованный молодой человек, он едет домой! Там у него много дел. На нем висят лохмотья униформы, на лице и на руках следы тюремного мрака, голода, непосильной работы, побоев. Он идет словно во сне, не веря себе, горящими глазами ищет свой вагон, в котором заключена необходимая ему сила. Осторожно поднимается по ступенькам. Отыскивает свое место. И поезд трогается. Долго стучат колеса. Громыхают на стрелках, мелькают села, города, а он все смотрит в окно и ждет появления знакомых примет… Вот они! Он видит их. Видит море. Видит город.

Издали донесся свисток. На полотне за мостом показалось облачко пара. Загудели рельсы.

Человек медленно зажег сигарету. Наклонил голову, выпуская дым. Щелчком далеко в сторону отбросил спичку. Он втягивал, всасывал, вдыхал, выпускал дым и носом, и ртом, как бы испытывая подлинное наслаждение.