Тропы «Уральского следопыта»

— На ком? — спросил в упор Хоста Тройчев. — На нас самих?

Частный замялся. Кролики и белые мыши, взятые экспедицией, погибли на третьем году полета. Из земных организмов на «Радуге» были только мы, люди. Да еще любимица экипажа ангорская кошка Муфта… Муфта тотчас встала перед глазами каждого — зеленоглазая, ласковая. Кошке, как и нам, надоело жить взаперти: часами она царапала выходной люк, просилась, чтобы ее выпустили на волю.

— Поставить опыт на Муфте? — сказал Тройчев. — Я возражаю. Лучше поставьте на мне.

— И я возражаю, — сказал механик Берг. — Никаких прививок на Муфте.

— Однако… — Частный протестующе отмахнулся. — С каким результатом мы вернемся на Землю? Или, может, смотаемся за партией белых мышей и — назад?..

Все это правильно. Но Муфту всем было жалко. Не только потому, что мы все к ней привыкли.

— Как, друзья, решим с Муфтой? — спросил капитан.

Минута прошла в молчании, прежде чем кто-то сказал:

— Выпустим…

Так и решили: Муфту из корабля выпустить. Вирус привить водорослям в лагуне и контрольным экземплярам в лаборатории. Если отрицательных результатов не будет — выходить без скафандров. Прививку поручили Частному и Бурмистрову.

Нас было на «Радуге» четырнадцать человек. Четырнадцать разных судеб. Были среди нас люди старые и молодые, Женька Бурмистров моложе всех. Были веселые и серьезные. Дальние экспедиции комплектуются именно такими людьми. Каждый мог вспомнить и рассказать что-то о себе. Капитан экспедиции Сергей Петрович Попов погибал на «Регуле» в пылевом мешке у Проксимы Центавра, — два года странствовал, захваченный потоками леонид. Механик Берг был еще практикантом, чудом остался жив на взорвавшемся буе, который нашли через шестнадцать месяцев, нашли случайно, уже отчаявшись. Частный сражался с чудовищами на безымянных планетах Алиота. Врач Гринвуд до сих пор с содроганием вспоминает эпидемию, вспыхнувшую на «Океане», в середине рейса, когда не было и намека на какую-либо тревогу; эпидемия скосила двадцать семь из тридцати четырех участников полета… Тройчев, попавший в вулкан на Венере, Стоян, вышедший поседевшим из гравитационных тисков Нептуна… Все это были мужественные люди, сильные, чем-то похожие друг на друга.

Надо было видеть, когда Муфту выпускали из корабля. Четырнадцать пар глаз следили за кошкой через иллюминаторы. Решалась судьба экспедиции: подарим ли мы Земле голубую планету или вернемся ни с чем? Такое бывало. Встречались планеты, полные солнца и света, но каждый атом их атмосферы был смертелен для человека. На пространстве в одиннадцать парсеков, исследованном вокруг Земли, не было найдено ни одной подходящей планеты…

И вот четырнадцать человек с «Радуги» смотрят, как Муфта отряхивает лапки, ступив на непривычный песок. Кошка сделала шаг, другой, тронула серый камешек. И… упала на бок. Четырнадцать космонавтов ахнули. Но с Муфтой ничего не произошло: кошка играла с камешком, точно с мышью. Мгновенный испуг людей сменился вздохом облегчения, а потом — хохотом.

С Муфтой ничего не случилось. И когда ей привили вирус — ничего не случилось. И с растениями в ваннах и лагуне, которым привили вирус, тоже ничего не случилось.

Тогда мы сняли скафандры.

Капитан дал нам три дня отдыха, и мы походили на шайку отчаянных сорванцов. Озера звенели от нашего крика. Хорошие проточные озера, цвета синих бериллов. Они были в километре от «Радуги», и мы пробили к ним тропку голыми пятками. Летали на океан, там тоже было неплохо. Но там не погрузишься по плечи, без камня в руках не нырнешь в глубину, не устанешь и не утонешь. Хорошо, но, как говорили в древности, — не тот табак… Озера же были чисты, прохладны — земные высокогорные зеркала, другого названия не придумаешь. Мы плескались в них и орали от удовольствия. Нас поймут космонавты, на годы заключенные в кораблях, обитатели лунных и марсианских поселков. Мы гонялись друг за другом в воде, брызгались, ныряли, играли в пятнашки. И дышали, дышали железным вирусом.

Десять дней мы блаженствовали. За это время и работа на планете продвинулась. Облетели четыре материка Милены, побывали в батискафе на океанском дне. Взяли геологические, биологические, гидрологические пробы и образцы. Главное — жили раскованно, без скафандров, под солнцем и облаками.

Беда нагрянула неожиданно.

Завтракали. Был редкий завтрак, когда вся команда — четырнадцать человек — оказалась в сборе. Накануне из южной полярной области вернулись Сытин и Лазарев и теперь рассказывали о виденном.

— Царство осени, постепенно переходящее в царство зимы, — характеризовал обстановку Сытин.

Один из материков Милены — условно его назвали Южным — подходил к полюсу. Речь шла о границе ледовой зоны.

— А потом сразу — ледники на суше и айсберги в море…

Рассказывал Сытин неинтересно, с паузами, будто выдавливал из себя слова. Поэтому, наверное, слушали его рассеянно. Может быть, рассказчик устал в нелегкой экспедиции, может быть, у слушателей не было настроения, — за бортом «Радуги» начинался серый дождливый день. Так и вел Сытин — от слова к слову. Остальные неторопливо прихлебывали кофе.