Тропы «Уральского следопыта»

С наступлением зимы число обитателей старой ольхи уменьшается, но и в эту суровую пору ее дупла не пустуют. Слетаются на ночлег синицы и поползни. В верхнее дупло забирается на ночь большой пестрый дятел. Жилище летучих мышей, переделав по-своему, занимает обыкновенная белка.

Однажды после ночных похождений сюда забралась даже куница и провела, свернувшись в клубок, весь день.

Ольха служит кладовой для многих обитателей леса. Еще с осени летяга собирает березовые сережки и складывает их за отставшую кору. Поползень забивает трещины различными семенами.

Как-то в январские морозы мы высыпали на очищенный от снега пень арбузные семечки, чтобы подкормить пернатых.

Два дня спустя мы добрую половину из них обнаружили в ольхе — работа поползня. А в пору бабьего лета в одном из дупел наткнулись на целый склад обезглавленных полевок и лесных мышей — излишки добычи мохноногого сычика.

Но в минувшую субботу, придя, как всегда, на встречу с ольхой, я увидел на ее почерневшей от времени коре свежий затес топора. На затесе краской обозначены какие-то цифры и знаки. И хотя содержание их мне непонятно, я сердцем почувствовал главное — ольха обречена. Работники леса запланировали здесь очередную санитарную рубку, согласно которой все старые, трухлявые деревья спиливаются на дрова.

Приходит конец одному из последних оплотов всего живого, кем населен лес и без которых он молчалив и безжизнен.

В настоящее время человечество все серьезнее задумывается над глубокой, органической взаимосвязью всех компонентов природы. Как мы могли убедиться, даже отмершее дерево является необходимым условием благополучия леса.

И, сетуя на исчезновение в пригородных лесах многих видов птиц, полезных зверьков, насекомых, не резонно ли спросить себя, а не повинны ли мы в этом сами, чрезмерно заботясь о чистоте и ухоженности лесов, составляющих зеленую зону вокруг крупных городов?

«Все старые, больные деревья являются резерватом и рассадником вредителей леса», — заявляют лесники.

Полноте! Да все ли? Любое вредное насекомое, оказавшееся на старой ольхе или поблизости, будет тотчас же обнаружено, извлечено и проглочено любым из ее многочисленных обитателей!

Гораздо справедливей решать судьбу таких деревьев, руководствуясь индивидуальной оценкой. Оставлять те из них, которые служат приютом лесным обитателям, не трогать необходимых зверю и птице убежищ.

Я уходил домой обеспокоенным за судьбу ольхи. И эта ода, написанная в ее честь, продиктована одним желанием — отвести от нее топор человека.

Светлана Долгова ВПЕРВЫЕ О КАПОВОЙ ПЕЩЕРЕ Очерк

Славится Башкирия своими пещерами с не тающими в летнее время льдами, подземными озерами, ключами и реками. Самая знаменитая в этих местах — Капова пещера.

В 1959 году зоолог А. В. Рюмин открыл в пещере наскальные рисунки — красочные и рельефные изображения доисторических животных: мамонта, пещерного медведя, льва, зубра, дикой лошади. В 1960—1964 годах пещера исследовалась специальной экспедицией Института археологии Академии наук СССР под руководством О. Бадера.

С того времени к пещере началось паломничество туристов. О пещере писали и пишут немало. Но впервые ее обследовал и написал о ней более двухсот лет тому назад Петр Иванович Рычков — известный историк, географ и путешественник XVIII века.

В 1734 году П. И. Рычков был приглашен на должность помощника начальника Оренбургской экспедиции. С этого времени и до конца жизни он не покидал Оренбургского края, принимал участие в походах замечательных русских ученых и путешественников — И. К. Кириллова, В. Н. Татищева, И. И. Неплюева.

Оказавшись в первых числах января 1760 года по делам службы на Вознесенском медеплавильном заводе в Башкирии, Рычков узнал о существовании крупной пещеры, расположенной в 12 верстах вниз по реке Белой, и решил осмотреть ее. Вместе с ним отправились в путь несколько служащих завода, лекарь Графен, солдаты и хорошо знавшие места башкиры.

«Изрядный проспект» открылся перед путешественниками, когда они прибыли к месту. Вход в пещеру имеет вид грандиозного грота. Из-под задней его стены вытекает широкий поток воды, холодной и прозрачной; «сажен через 50 он впадает в реку Белую».

Прямо на восток от входа находится первый зал пещеры, который, отмечает Рычков, «от света снаружи можно и сеньми назвать». На правой стенке путники увидели три довольно большие скважины, но из-за крутости стен, без лестницы осмотреть их не смогли. «Сие место, — пишет Рычков, — никакой темноты не имеет, ибо довольно освещается оно предписанным первым притвором, или сеньми, отколь выход на свет; и можно почесть его за такое место, в котором для нужной обороны не одной тысячи оружейных людей способно стоять может».

В углу зала блестели, переливаясь, «ледяные столбики, длиною аршина на два, а иные и выше сажени, лед их был весьма чистой и прозрачной».