Одиннадцатого февраля на железнодорожную станцию Тыгда прибыл наш груз из Тувы. Его сопровождал Василий Николаевич Мищенко, один из старейших работников экспедиции. С ним прибыли и наши собаки Бойка и Кучум. Встречать Мищенко со мною поехал Пугачев.
Когда мы вышли на перрон, у семафора уже появился поезд. Громыхая колесами, паровоз прополз мимо толпы встречающих и остановился за багажной будкой. В тамбуре второго вагона стояли собаки. "Узнают ли они меня?" -мелькнуло в голове. Бойку и Кучума я не видел восемь месяцев.
Я задержался на перроне. Пока выгружали из вагона ящики, тюки, собак привязали к частоколу. Обе они -- черные, похожие друг на друга, с белыми мохнатыми бровями, светлыми грудками и крапчато-серыми чулками на ногах; согнутые крючком хвосты одинаково лежали на полношерстных спинах. Только Кучум был рослее Бойки. Его длинное, гибкое тело держалось на сильных ногах; морда нахальная, с хитрым прищуром глаз. В схватках с собаками ему достаточно было показать свои острые клыки, как у тех мигом поднималась на загривках шерсть, и они заискивающе начинали обнюхивать Кучума, проявляя при этом и уважение и любопытство. Он отличался особой привязанностью к людям. Бойка же была более замкнутой, всегда озабоченной, покорной. В лагере ее не заметно, но возле зверя -- не узнать! Работает она напористо, четко, откуда только ловкость берется! В этот момент все собаки подчиняются ей. Но как только минует опасность, она снова уходит в себя, становится тихой, ласковой и незаметной.
Возле собак, словно из-под земли, появилась шумная ватага мальчишек. Они показывали на Бойку и Кучума, боязливо приседали возле них, заглядывая в глаза, жестикулировали и о чем-то азартно спорили.
Через частокол к ним перелез еще один парнишка, несколько постарше, лет одиннадцати, с коньками под мышкой. Увидев его, мальчики притихли, а тот с достоинством судьи осмотрел Кучума и Бойку, а затем, порывшись в кармане полушубка, достал что-то съедобное и бросил собакам. Что он сказал товарищам, я не слышал, но те замахали руками, зашумели, как вспугнутая стая воробьев, и стали все разом что-то доказывать ему.
Я стоял поодаль, не зная, как напомнить о себе собакам. Но вот по перрону пролетел легкий, едва уловимый ветерок. Собаки встревожились, мгновенно повернули морды в мою сторону и настороженно замерли. Ветерок навевал на них запах мазута, дыма, сосновых досок, краски, сухой травы и сотен людей, находившихся возле поезда.
Что же встревожило Бойку и Кучума?
Несомненно, они обнаружили мое присутствие. Каким чутьем надо обладать, чтобы среди стольких разнообразных запахов уловить один, да еще после такой длительной разлуки!
Я не выдержал и медленно зашагал к ним. Бойка и Кучум всполошились. Они тянулись к каждому прохожему, обнюхивали, виляли хвостами. Наконец, увидев меня, подняли визг и лай.
Я обнимал их, что-то говорил, они лизали мне руки, прыгали, лаяли. Только люди, которых собаки не раз выручали из беды, могут до конца понять, как дорога была мне эта встреча с четвероногими друзьями.
Затем я подошел к Василию Николаевичу, которого тоже не видел давно. Это была первая длительная разлука за годы совместных скитаний по тайге. Мы обнялись, долго трясли друг друга.
Мальчишки отступили от собак, прижались к решетке и недоуменно смотрели на меня.
-- Дядя, а дядя, это ваши собаки? -- вдруг спросил самый бойкий и, пожалуй, самый маленький из них, сдвигая на затылок ушанку и поправляя висевшую на ремне чернильницу.
Известно, что от ребят не так просто отделаться, если возник у них важный вопрос.
-- Алешка спорит, что эти собаки -- овчарки, а мы говорим: у тех уши длинные, а эти -- ездовые. Правда?..
-- Чего ты мелешь -- "ездовые, ездовые"! -- перебил его мальчик с коньками. -- Посмотрите, у них над глазами белые брови. Говорю -- овчарки! Только не немецкие, а те, что овец караулят. Я видел на картине.
-- У тех овчарок и морда на тебя, Алеха, похожа! Только под носом у них суше, -- заметил кто-то, и все рассмеялись.
-- Не спорьте, это обыкновенные сибирские лайки, -- сказал я, желая помирить ребят.
-- Я же говорил -- охотничьи! -- опять вмешался в разговор самый маленький. -- У тяти была такая собака, Валетка. Она хорошо утят ловила. А ваши, дядя, на кого охотятся?
-- Они утят не ловят и вообще птиц не трогают, их дело -- медведи, сохатые. Случается, что мы их и запрягаем.
-- А куда вы их везете? -- спросил Алешка.
-- В экспедицию.
-- А-а-а... -- вдруг пропели все в один голос.
Это слово совершенно неожиданно произвело на мальчиков магическое действие. Очевидно, экспедиция, по их мнению, -- это беспрерывная охота на диких зверей, ночевки у костра, необыкновенные приключения, где можно проявить героизм или найти неслыханные сокровища. Ребята переглянулись и с любопытством принялись рассматривать нас, забыв о споре.
Когда мы начали перетаскивать багаж с перрона к машине, опять подошел тот же малыш, что первый спросил о собаках, и умоляюще посмотрел мне в лицо.
-- Дяденька, дайте я до машины доведу одну собаку, -- сказал он почти шепотом и пугливо взглянул на ребят.