Тропою духов

Ястреб молча всматривался в любимое лицо. Радость переполняла его. Счастье омрачало лишь то, что Виноны не было здесь и что он никогда не увидит ее вновь.

Священник слегка откашлялся и тихо, но отчетливо произнес:

— Молодой человек, теперь вы можете поцеловать невесту.

Упав на колено, Ястреб взял в ладони лицо Мэгги и нежно поцеловал ее, вложив в это всю любовь, переполнявшую сердце.

А Мэгги, в свою очередь, обняла его за шею и поцеловала, охваченная любовью и благодарностью к человеку, который стал теперь ее мужем, который открыл для нее чудо любви и дал силы жить дальше. Мэгги не чувствовала ничего, кроме переполнявшей ее радости, от которой хотелось смеяться и петь, радости, что так и рвалась наружу. Потом, очнувшись, она осознала, что поцелуй длится неприлично долго, а они с Ястребом не одни.

Ее щеки загорелись, когда она увидела Веронику и Бобби, обступивших их и приносящих поздравления новобрачной. Они долго жали руку Ястребу, а Шейла Гудман ждала рядом своей очереди. Когда настал ее черед, она широко улыбнулась и поздравила Мэгги.

— Моя дорогая, — выдохнула Шейла, ее карие глаза сверкали от воодушевления, — да мы просто обязаны снять Ястреба для следующей книги. Подумай о рекламе. Получится изумительно!

Мэгги машинально кивнула. Реклама, читатели, издательство, почитатели — все это было так далеко и нереально, но зато она тут же почувствовала укол ревности, когда Шейла поцеловала Ястреба в губы.

Вероника позаботилась заранее о свадебном пироге, конечно же, шоколадном, а Шейла подняла бокал за жениха и невесту. Вероника и мальчики пожелали им всего наилучшего, и Бобби известил о том, что Джекоб отвезет его в резервацию.

— Вероника сказала, что вам, наверное, захочется… ну, побыть вдвоем, — произнес Бобби, отворачиваясь, чтобы скрыть краску, выступившую на лице.

Подошло время ехать.

Джекоб погрузил свадебные подарки в кузов вместе с дорожными платьями и креслом Мэгги. Потом на новобрачных снова обрушился поток поздравлений, пожеланий, напутствий — и вот они уже одни в машине, мчащейся из города к родному ранчо.

— Ты выглядишь просто замечательно, — Мэгги улыбалась, глядя, как ее муж старался высвободить шею от впившегося в нее крахмального воротника сорочки.

Она собиралась было посоветовать ему снять пиджак и галстук, но он так представительно выглядел во всем этом, а она вовсе не была уверена, что заставит его когда-либо снова облачиться в такой наряд.

— А ты так хороша.

Словно потоки солнечного света озарили и согрели ее душу. Мэгги подумала, как чудесно прожить с Ястребом всю оставшуюся жизнь, слушать его глубокий и мягкий голос, так волшебно, ни на кого не похоже, произносящий ее имя.

— Очень, очень хорошо, — повторил он, взял руку Мэгги, поднес ее к губам и стал целовать ладонь и кончики пальцев. И каждое прикосновение отдавалось в ней сладкой дрожью и ожиданием.

Когда они вернулись на ранчо. Ястреб поставил машину у дома, и Мэгги внезапно ощутила радость, когда он взял ее из машины, усадил в кресло и повез к дому.

Они уже были у входа, когда Мэгги почувствовала внезапное разочарование. Ах, если бы он перенес ее через порог — ей так нелегко отказываться от сложившихся в сознании стереотипов. Так всегда было в фильмах, в ее книгах, в мечтах.

Она не решалась просить его об этом, но он вдруг подхватил ее на руки, открыл дверь. Темные глаза его вспыхнули.

— Вероника рассказала мне, — сказал он, как бы отвечая на вопрос в глазах Мэгги. — Она поведала, что у бледнолицых есть обычай: в день свадьбы муж вносит жену в дом на руках через порог.

У Мэгги захватило дух, когда Ястреб склонился над нею, поцеловал и перенес через порог.

Он смотрел на нее, и озорные искорки мелькнули в его глазах.

— Что же делают васичи после этого? — спросил он вдруг охрипшим голосом.

— Наверное, то же, что и лакота, — невинно отозвалась Мэгги. — Они переодеваются и моют посуду, оставшуюся после завтрака.

Ястреб весело и раскатисто расхохотался, и Мэгги пришло в голову, что в ее жизни насчитывалось так мало подобных восхитительных минут.

— Ну что ж. Так мы изменим эти обычаи и создадим наши собственные, — торжественно объявил он, словно судья, зачитывающий приговор, и быстро понес ее по коридору в спальню, где опустил на кровать. Потом бережно, почти благоговейно стал раздевать ее. Он снял свадебную фату и, отложив ее, обвил Мэгги руками, расстегивая крошечные пуговицы сзади на платье. Медленно обнажил ее плечи, покрывая их жаркими поцелуями. Потом поцеловал ее шею, снял шелковое белье и атласные туфельки. Провел рукою по ее стройным ногам, а затем, не спеша, снял чулки.

Мэгги замерла, во рту пересохло, сердце бешено колотилось, по телу волной пробегала дрожь. Она пылала под его жарким пристальным взглядом, который лучше всяких слов говорил ей, что он видит ее такой прекрасной, такой бесконечно желанной, какою ей еще никогда не доводилось чувствовать себя в жизни.

— А теперь я, — прошептала Мэгги, когда он раздел ее. Он опустился перед нею на колени, чтобы она могла снять с него пиджак и развязать галстук.