Тропой испытаний

Но он не покончил с собой. Одно про папу я знал точно — он не из тех, кто опускает руки. Выиграл ли, проиграл ли, папа все равно пошел бы до конца.

Эта мысль заставила меня задуматься о его пристрастии к картам. Ведь при жизни мамы отец к картам даже не прикасался. Играть на всю катушку он начал только последние два-три года.

Однажды он даже с отвращением швырнул колоду на стол, раздраженно заметив: «Глаза б мои на них не глядели!»

«Почему же ты не бросаешь играть, раз они тебе так противны?» — спросил я тогда.

Папа молча постоял минуту-другую, тупо глядя в окно, затем грустно произнес: «Это единственный способ. Единственный шанс. Всего одна удачная игра — все, что мне надо!»

Тогда я ему не поверил. Но сейчас… сейчас, когда я избитый и измученный лежал в пещере и меня подстерегали враги, призадумался. Ко мне стали постепенно, потихоньку, один за другим возвращаться маленькие кусочки той безвозвратно ушедшей жизни. Папа отличался очень скромными потребностями. Ему вроде бы ничего и не было нужно. Он даже не умел тратить деньги, когда они у него появлялись… Стоп, вот ответ: он пытался заработать их для меня!

Я сел, подбросил несколько веток в огонь. Конечно же… Зачем еще? Помню, как-то раз папа бросил взгляд на мое драное пончо, на мои стоптанные сапоги, мою старую изношенную шляпу и сказал: «Какого хрена, неужели мой…»

Свою мысль он, как всегда, не закончил. Взял шляпу и ушел и в тот же вечер просадил все наши общие тридцать четыре доллара.

На следующее утро мне пришлось наняться на объездку диких мустангов по пятьдесят центов за штуку. Пару раз я грохнулся с них, но все-таки объездил. Когда нечего жрать, надо объезжать. Просто, как жизнь.

А как-то я заболел, и папа ночь за ночью сидел у моей постели. Сколько мне тогда было? Одиннадцать или двенадцать? Да, наверное. Мысль о здоровье пришла мне в голову только один раз, когда я увидел папу без рубашки в ванной — две пулевые раны на левой стороне!

Кажется, я тогда что-то заметил по этому поводу, а он вроде как отмахнулся и сменил тему. Но я не отставал, и он, чтобы скорее покончить с этим, сказал: «Было дело, в меня стреляли. Сейчас это уже не важно».

Лежа уже почти в тепле, я попытался сложить все вместе, но… ничего не выходило, и тогда в голове начали роиться новые вопросы. Кем, собственно, был папа? Почему он не мог вернуться? А если мог, то куда и зачем?..

К тому времени я согрелся настолько, что даже не поленился встать и выглянуть наружу. Снег валил по-прежнему, ветер не стихал тоже. Да, им придется несладко там в моей хижине, это уж точно. Когда застреваешь в горах во время снегопада, в любой момент жди беды. Кому-кому, а мне это известно совсем не по рассказам. Возле входа в пещеру валялось упавшее дерево, но моя попытка втащить его внутрь оказалась напрасной — дерево намертво примерзло к земле. Пришлось отломить ветку побольше, причем раздался хлопок, будто выстрел из ружья.

Кроме того, я натаскал в пещеру кусков коры и разных обломков, за которыми не пришлось далеко ходить. В такую погоду лишних дров не бывает.

Эта ночь тянулась долго, очень долго. Каждые несколько минут мне приходилось вставать, чтобы подкормить костер, а в холодную ветреную ночь аппетит у него всегда будь здоров. Слава Богу, дров у меня хватало…

Когда наконец настал рассвет, я проснулся задубевшим от холода, а от костра осталась только кучка серой золы. Но теперь оживить его не составило большого труда.

Слегка отогревшись у яркого огня, я подошел к выходу — что там происходит снаружи? Все стало белым-бело, и наши следы занесло. Ветер стих, но заметно похолодало. Лютый холод! Градусов тридцать, а то и больше, и, похоже, не на один день. Если они все-таки решатся меня искать, то наверняка найдут: мне надо поддерживать здесь огонь, чтобы не превратиться в сосульку, значит, они быстро учуят дым от костра…

Несмотря на дрожь, я долго оглядывался вокруг и думал, думал, что делать дальше. Где-то ниже должна быть индейская деревушка, туда наверняка и ведет тропа. Но индейская тропа в горах обычно проходит через очень и очень опасные места. На ней можно ждать чего угодно. И все-таки мысль о том, что ни еды, ни дров нам надолго не хватит, заставила меня решиться — надо рискнуть!

Вернувшись в пещеру, я подбросил в огонь еще пару веток потолще и начал седлать своего четвероногого друга. Он не выказал никакого неудовольствия. Похоже, эта темная, мрачная дыра в горе нравилась ему не больше, чем мне. Примерно через час мы вышли на свет Божий и на свою тропу. Куда бы она нас ни привела…

Сначала мы ехали шагом, затем чуть-чуть рысью — пусть конь немного согреется, потом я слез и пошел рядом — мне тоже не мешало размяться и разогнать кровь. В кармане у меня лежали папины золотые часы: пройдем часа четыре, а там посмотрим. Одновременно буду высматривать новое укрытие, так как совсем неизвестно, насколько хватит сил у моего жеребца… или у меня самого.