Тропинка в зимнем городе

— Да. Поскольку я сам улавливаю в случае с Котковым продолжение того дела, которым мы занимались прежде вместе с вами. Знаете, вообще, наша милицейская работа характерна тем, что почти никогда не позволяет поставить на деле последнюю точку: ведь жизнь продолжается, и судьба любого человека тоже имеет продолжение — хорошее или плохое…

— Мне очень приятно слышать то, что вы говорите, Григорий Николаевич. Знаете, я так и представляла себе вашу работу — на уровне человековедения. Нет, я не шучу, иначе и не обращалась бы в милицию… ну, тогда. И теперь тоже. — Она помолчала, нахмурив брови. — Но все ли из ваших сослуживцев так же, как вы, уважают свою профессию?

— Не знаю, за всех отвечать не берусь, — капитан, несомненно, догадался, кого имеет в виду посетительница, и намеренно ушел от прямого ответа.

Прежде всего следовало зайти к секретарю парткома механического завода, с которым Света уже была знакома.

Этот коренастый, чуть полноватый, но подвижный светловолосый человек, говорили, раньше работал в обкоме партии. На завод попросился сам. При первой встрече Светлана, пользуясь правом журналиста, задала вопрос Вилю Николаевичу: почему он это сделал? «Люблю, когда вокруг бурлит народ. Привык, наверное, еще с тех пор, когда сам работал на производстве, был комсомольским заводилой…» — ответил он, широко улыбаясь.

Сегодня предстояло задавать совсем другие вопросы, которые ни ей, ни собеседнику, ни капитану Петухову не могли доставить радости.

— Знаю, знаю… — сказал Виль Николаевич, едва посетители заикнулись о причине визита. — Мне уже звонили из милиции. Поверите ли, будто током дернуло… Чтобы Ким Котков натворил такое! Ведь мы его собирались в партию принимать… Да если уж на то пошло, мне просто дорог этот парень — я искренне любил его!

— Интересно — за что? — ухватилась Светлана за это признание.

— За что?.. Да хотя бы за то, что человек он окрыленный. Не зарывается носом в землю, в мелочные интересы и заботы, как некоторые, а тянется вверх, к свету! Ну, как бы получше вам объяснить… Он всем своим складом человек ясный, солнечный! Сердце его жаждет настоящей жизни — деятельной, страстной. Еще с комсомола верю в таких… К тому же — и руки у него золотые, — Виль Николаевич не скрывал волнения. — Или возьмите недавние события: разве человек, живущий, как крот, решился бы, не задумываясь, броситься на защиту девушки от целой оравы хулиганья — вас защищать, Светлана Николаевна? И парнишку вон этого, Юра, взял в свою бригаду, чтобы уберечь его от дурной компании. Мастер сперва и близко подпускать не хотел Юркина — мне, мол, план выполнять надо, а не шпану нянчить. Так они — Ким и Геннадий Игнатов — ко мне пришли: «Это дело государственной важности — такого паренька поставить на ноги…»

— Я не знала, что пришлось обращаться к вам по этому поводу, — удивилась Света.

— В том-то и дело, что пришлось! Работает теперь парнишка.

— Виль Николаевич, — подал голос молчавший пока Петухов, — если бы вы были народным судьей и вам, предположим, выпал долг принимать решение по делу Коткова, — каков был бы этот приговор?

— Приговор? — парторг задумался. — Я бы сбегал в ближний лесок, срезал там гибкую смородиновую хворостину — да и жучил бы его, дурака, пока та хворостина не измочалилась… Вот бы каков был мой приговор!

— М-да… но я что-то не припомню подобного казуса в нашей судебной практике, — усмехнулся капитан.

В цехе, где работал Ким, Света бывала и раньше. И когда попала сюда впервые, испугалась даже, словно очутилась вдруг в чреве гигантского мотора, полного скрежета и гула, — и сама себе показалась совсем маленькой и беспомощной.

Это было огромное помещение, где царил металл. Он холодно сверкал гладкими щеками поршней и крутыми изломами коленчатых валов; он плелся кружевом распределительных систем, нависал тяжестью блоков и кранов; он издавал звон и даже пел, перемещаясь со станка на станок, из одних рук в другие, покуда не оборачивался наконец мощным тракторным двигателем…

С одним из людей, владеющих этим металлом, неожиданно скрестились ее пути. И вот забота об этом человеке вновь привела ее сюда, в цех…

Вместе с капитаном Петуховым они подошли к пожилому слесарю, назвавшемуся коротко Петровичем — меня, мол, все так зовут. Спросили, что думает о Киме.

— Котков?! — вскипел он, не дождавшись даже конца вопроса. — Да вы хоть знаете, что он натворил? Позор! Гнать надо таких, гнать в шею… Когда меня самого разбирали в цехе за прогул, он из себя праведника корчил — принципиальный больно! В чужом глазу, как говорится, соринку видит, а в своем…

Заслышав эту речь, подошла девушка, сама представилась: Роза Ладанова, комсорг.