Тропа гнева

«Олени» сидели мрачными и, несмотря на долгие лишения в пути, почти ничего не ели. Но Кунхаз не обижался. Он понимал: плохо на душе у человека, которого ограбили и прогнали из родных мест. По мере своих сил Кунхаз развлекал Сохраба. По его приказанию апасаки принесли огромную золотую чашу с чеканным узором. Кунхаз наполнил ее до краев темным хорезмийским вином и поднял руки. Все стихли.

— Вот апасаки и хорезмийцы. А вот золотая чаша. Будет состязание. Кто победит, тот выпьет из чаши почета, и перед ним исполнит танец плодородия самая прекрасная девушка нашего племени.

По толпе пирующих прошел гул. Кунхаз подмигнул кому-то. Круг раздался шире. На свободную площадку вышел Артабаз. На темном, почти черном лице юноши сверкали капли пота. На боку апасака висел колчан с луком и стрелами. Люди затаили дыхание. Один из старейшин выступил вперед. Он бережно держал под плащом какое-то живое существо. Артабаз положил ладони на бедра и равнодушно отвернулся, словно его вовсе не задевало происходящее. В толпе было тихо-тихо, как будто городище вовсе опустело.

— Смотрите! — воскликнул старейшина. Он рванул руку из-под плаща. Степняк-жаворонок стремглав пошел в небо. В то же мгновенье Артабаз подпрыгнул на месте, выхватил из колчана лук и стрелу. Дрогнула тетива. Птица, нанизанная на оперенную тростинку, упала у костра.

Апасаки завопили от восторга, хорезмийцы онемели от изумления. Массагеты славились в странах Турана как лучшие стрелки из лука, но подобного даже старил Сохраб не видел никогда.

— Артабазу чашу почета! — кричали апасаки. — Он стремителен, точно змея, он жалит без промаха! Победа за ним!

Лучник, сверкая зубами и белками глаз, подбоченился и кинул взгляд налево, где щебетала стайка девушек, закутанных в голубые, синие и розовые покрывала. Перед ним станцует самая красивая девушка племени! Он знал ее… За одно ласковое слово этой девушки он отдал бы все чаши мира.

— Тихо! — Кунхаз снова поднял руки, — Посмотрим, чем удивят нас хорезмийцы.

Сыны пустыни говорили о чем-то вполголоса, и лица их выражали беспокойство. Следовало показать рыбоедам, на что способны пастухи. И не только ради развлечения. Состязание у массагетов — не просто игра. Тот, кто победил, смотрит сверху вниз на побежденного.

Сохраб вздохнул и отер пот со лба.

— Приведите самого крупного быка из вашего стада.

— Быка? — удивился Кунхаз.

— Да, самого крупного быка.

Никто вокруг уже не думал о чашах. Апасаки схватили толстые волосяные веревки и побежали из крепости на пастбище. Через некоторое время у ворот городища поднялся гвалт. Все вскочили с мест, опрокидывая сосуды. Быка, опутанного канатами, с трудом вели около десяти апасаков. У хорезмийцев потемнело в глазах: то был страшного вида буйвол-великан. Из его пасти выплывали тяжелые раскаты рева, с блестящих черных губ стекала слюна. Бык упирался, медленно поводил длинными загнутыми назад рогами и валил с ног державших его плечистых воинов.

— Освободите его от веревок, — прохрипел Сохраб взволнованно. Путы упалы. Бык топтался в середине огромного круга, гневно раздувая ноздри. Копыта его давили землю, оставляя глубокие следы.

Сохраб молча кивнул сыну. В первое мгновение Ширак оробел — на него смотрели сотни глаз, чужих глаз. Отец одобряюще шлепнул его по спине. Ширак бросил взгляд на быка, вспомнил Гани. В груди пастуха постепенно, как вода в котле, заклокотала злоба. И вот уже волна ярости захлестнула Ширака. Он легко вскочил на ноги, выпрямился во весь рост, расправил могучие плечи, жадно вздохнул, притопнул ногами, обутыми в мягкие сапоги, и решительно сплюнул. Было так тихо, что все услышали, как плевок смачно шлепнулся о камни.

Ширак пошел к быку пружинистым шагом. В толпе кто-то застонал от нетерпения.

Бык тупо смотрел на хорезмийца. Ширак, не спуская с него глаз, наклонился и кинул в ноздри чудовища две горсти земли. Этого было достаточно. Бык понял, что ему угрожают. Опустив голову, он медленно попятился назад. Ширак выгнул спину, как тигр, и выставил руки вперед. Лицо его потемнело и стало страшным, точно морда дикого зверя. В тот миг, когда буйвол ринулся на него, Ширак бросился навстречу и схватил его за рога. Во все стороны полетел песок. Рев животного сливался с рычанием обезумевшего человека. Туша четвероногого и тело двуногого существ мелькали в густых клубах пыли неуловимыми формами.

Затем враги застыли на месте, собирая силы для последнего рывка. Бык дышал тяжело и хрипло. Ширак, стиснув рога буйвола железными кистями, медленно сворачивал ему шею. Пастух передергивался с головы до пят. Если бы то усилие, которое он при этом прилагал, перевести в порыв урагана, дерево, растущее в городище, упало бы, вырванное с корнями. Зубы хорезмийца скрежетали, точно кремни; мышцы рук и мускулы груди, живота, боков и спины выступили из под кожи толстыми жгутами.